Лиза Фицджеральд (Lisa Fitzgerald).

[Nick_96]

Фанфик за авторством некой Дженни Хоув (Jenny Howe), переведён Dagdamor`ом где-то в 2004 году.

Сюжет: Лиза живет со своим отцом-алкоголиком, Джеком Фицджеральдом, который обращается с ней, как с вещью, и узнает о существовании Симпсонов лишь после череды тяжелых испытаний.

Краткая рецензия от Dagdamor:

Еще одна книга, которую я отношу к категории "Must Read". Совершенно необычное, ни на что не похожее произведение с захватывающим, прекрасно раскрытым сюжетом... опять-таки, если вы смотрите "Симпсонов", только чтобы посмеяться, это произведение - не для вас. Но если вы все же решитесь прочитать его, и сможете пробиться через первые две главы - уверяю вас, вы не сможете оторваться от книги до самой последней страницы, и не останетесь разочарованными.

От себя:

Первый раз этот фанфик я прочитал от и до где-то в 2009 году, будучи 12 лет от роду. Был я тогда впечатлительным пацаном, поэтому фик пробил меня, что называется "до печёнок". Нет, никаких нервных срывов и походов к психологу не было, но несколько дней после прочтения фика я чувствовал себя, так сказать, не в своей тарелке.
В следующий раз от и до и вдумчиво я его прочитал около месяца назад, и скажу, что в процессе чтения неоднократно хотелось материализоваться в фике и от души напинать Джека по всему, до чего ноги дотянутся, затем схватить Лизу в охапку и умчаться с ней в направлении больницы/полиции/детского дома. 

[Nick_96]

Выкладываю фанфик пачкой отдельных мессаг, дабы могли прочитать и незарегистрированные пользователи.

Лиза Фицджеральд
Автор: Дженни Хоув (Jenny Howe)

От автора:

Для начала я хотела бы выразить благодарность всем, кто нашел время прочитать более ранние версии этой повести, за вашу помощь, отзывы и пожелания. Особенно хотелось бы поблагодарить Грэхема Доусона, Марко Берзаколу и Сорен Лавборг (надеюсь, я не ошиблась в написании имен!), ведь без преувеличения можно сказать, что если бы не ваш энтузиазм в изучении бесчисленных черновых версий повести, если бы не ваша терпимость по отношению ко мне, с головой погрузившейся в свои фантазии, эта книга никогда бы не была написана.

Как бы там ни было, результат наконец-то перед вами…
 
Лиза Фицджеральд осторожно открыла заднюю дверь и заглянула на кухню. Ее отца не было нигде видно – хорошо. Она неслышно прокралась внутрь и закрыла за собой дверь. Видимо, его не было дома или же он валялся где-то без сознания – даже понимая, что это маловероятно, Лиза снова подумала, когда же ее мама наконец вернется домой. Нервно оглянувшись по сторонам, она заметила пустую бутылку водки и несколько раздавленных банок из-под пива на столе. Все это не внушало ей особой уверенности.
Осторожно положив саксофон на стол, Лиза открыла холодильник – ее отец не удостоил себя трудом ни накормить ее ужином вчера, ни завтраком сегодня, так что Лиза действовала быстро и нетерпеливо.
Яростно поглощая свой сэндвич с джемом, Лиза мысленно спросила себя, как долго ее отец будет находиться в таком состоянии. Прошло уже три дня с тех пор, как ее мать ушла от них, но его тяжелый период продолжался гораздо дольше – еще год назад, когда он был вынужден уйти с работы, он начал все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Ее отец был очень уважаемым человеком – он был Джеком Фицджеральдом, главой пожарной службы Шелбивилля. Да, именно БЫЛ, до того происшествия, после которого он не уже мог продолжать свою работу дальше. Он и раньше никогда не был спокойным и уравновешенным человеком, и тот случай, вынудивший его сидеть дома целыми днями, все чаще и чаще вызывал у него бесконтрольные приступы ярости, которые он вымещал на всем, что только попадалось ему под руки. Лиза не хотела этого признавать, но жить с ним вместе было очень страшно. Он был большим, сильным человеком, и когда он выходил из себя, он внушал окружающим ужас. Последний такой случай был в тот день, когда его жена наконец заявила, что уходит от него.
Несмотря на то, что услышанное сильно огорчило Лизу, решение ее матери не стало сюрпризом для нее. Ее родители слишком часто ссорились друг с другом, и извинения, которые отец приносил Лизе, когда она видела очередные синяки на теле ее матери, звучали все более и более неискренне. Кроме того, даже в те времена, когда ее отец еще работал пожарным, и их семья внешне выглядела вполне счастливой, Лиза замечала, что ее мать относится к ней равнодушно – иногда ей казалось, что она не нужна никому из ее родителей.
Лиза слышала все произошедшее той роковой ночью. Голоса, переходящие в крики, взаимные обвинения, оскорбления... Конечно, сильнее всего тогда ей запомнился крик ее матери, заявившей Джеку, что Лиза не является его дочерью. Осознание этого факта жгло ее до сих пор так же сильно, как в тот момент, когда она услышала это, и внушало еще больший страх – ведь теперь она лишилась последнего аргумента, который мог защитить ее от гнева ее отца. Она слишком хорошо помнила синяки, которые мать старалась скрыть от нее.
Нервно стоя на кухне, Лиза снова и снова анализировала ситуацию, в которой оказалась. Неужели мать действительно сказала тогда правду? Внезапно она услышала шум – тяжелый удар и лязг металла, сопровождаемый раздраженным криком. Она замерла в ужасе, ее сердце бешено колотилось у нее в груди – нет, он не спал. Более того, он был в крайне дурном настроении.
Дверь на кухню резко распахнулась, и он появился на пороге, прямо перед ней. Рассеянный взгляд и неточные движения ясно показывали, что он опять напился. В руке у него была бутылка виски. Если бы не его ненавидящий взгляд, направленный прямо на Лизу, его попытки встать прямо показались бы ей даже забавными. Но сейчас она стояла, дрожа от страха.
Наконец, он заговорил. Грозным, тяжелым голосом, который когда-то так нравился ей:
— Ты что, опять воруешь мою еду, дочь? — его слова звучали невнятно от ярости; последнее слово прозвучало так, словно было самым страшным оскорблением, которое он только мог придумать для нее.
Лиза молча смотрела на него, допивающего остатки виски из бутылки.
— НУ? — добавил он громче.
Лиза была в шоке от такой постановки вопроса – она ворует ЕГО еду?? Это звучало настолько странно, что Лиза решила успокоить его. Собравшись с духом, пытаясь побороть свой страх перед ним, она попыталась объяснить.
— Но, папа...
Он швырнул в нее пустой бутылкой. Вскрикнув, Лиза еле успела отскочить в сторону – бутылка врезалась в стену позади нее, осыпав ее осколками стекла.
— Не называй меня своим отцом! — прорычал он.
Лиза отступила в угол кухни, глядя куда угодно, кроме его опустевших глаз, но он следовал за ней. Возвышаясь над крохотной сжавшейся фигуркой, словно башня, он схватил Лизу за волосы и наклонился к ее лицу. Она попыталась отвести взгляд в сторону от его лица, от жуткого запаха перегара, идущего от него.
— Я – не твой отец. Никто не знает, кто он, ты, маленькая паршивка!
Лиза почувствовала, что по ее лицу текут слезы. До сих пор она смотрела на этого человека с уважением... но отныне у нее не было отца.
Он смотрел на нее пристально, яростно, не отрывая своего взгляда. Она извивалась в его руке, пытаясь освободиться, но он держал ее крепко – ей казалось, что ее волосы вот-вот целиком оторвутся от головы. Лиза молча молилась о том, чтобы кто-нибудь, кто угодно, пришел и остановил этот ужас... но все ее надежды были тщетны – никто не приходил. Он продолжил:
— Никто не знает, кто твой отец, потому что твоя мать – лишь грязная маленькая шлюха! — произнес он, явно получая от этого наслаждение, и добавил: — И ты точно такая же!
Закончив, он швырнул Лизу вниз. Она ударилась затылком о пол, плача. Она никогда раньше не слышала таких оскорблений в чей-либо адрес – тем более в свой собственный, и уж тем более от человека, которого еще не так давно называла своим папой.
— Но... — простонала она.
Его реакция было мгновенной и жестокой. Лиза закричала в агонии, когда он наступил ногой ей на грудь, придавив ее к полу.
— Не смей ничего трогать на кухне без моего разрешения, ты поняла меня?! — заорал он.
Лиза почувствовала, что задыхается. Она посмотрела на него снизу вверх, молясь, чтобы все это скорее закончилось. Он стоял над ней, покачиваясь из стороны в сторону от невероятного количества выпитого спиртного. Прошло несколько долгих секунд, Лиза молча ждала, что будет дальше. Наконец, к ее облегчению, зазвонил телефон. Она проследила взглядом за тем, как ее отец нетвердыми шагами выходит в гостиную, и медленно поднялась на ноги. Дождавшись, когда он начнет ругаться с очередным злополучным кредитором, она прокралась мимо него и убежала на второй этаж так быстро, как только могла.
Там, в своей комнате, Лиза легла на кровать, держа в руках старую фотографию ее семьи и вздрагивая от боли. Ее до сих пор трясло от жестокости, проявленной ее отцом, и Лиза, тихо вздыхая сквозь слезы, тщетно пыталась понять, чем же она заслужила все это. Находясь в состоянии сильнейшего стресса, она вздрагивала от малейшего звука, и не могла успокоиться до тех пор, пока не услышала, как открылась, а затем громко хлопнула входная дверь. Выглянув в окно, она увидела грозную фигуру своего отца, медленно бредущего вниз по улице. Лиза по-прежнему была слишком напугана, чтобы чувствовать себя спокойно, но все же словно огромный груз свалился с ее плеч. Она молча встала с кровати, почистила зубы, прочитала молитву и забралась в постель, укрывшись одеялом как можно плотнее. Конечно, это не могло ее никак защитить, но Лиза все же попыталась выбросить эти мысли из головы и снова представить себя счастливым, любящим и любимым ребенком, которым она когда-то была.
Сон Лизы был неспокойным. Картины прошедших событий вновь и вновь вставали перед ее сознанием, до тех пор, пока она наконец не проснулась с громким криком. Сидя в одиночестве на кровати, освещенной луной, вздрагивая от любого шороха, она пыталась определить, вернулся ли ее отец домой или нет. Наконец она снова погрузилась в свои кошмары.
На следующие утро, в пятницу, Лиза обнаружила своего отца спящим на первом этаже. Он выглядел почти дружелюбно, развалившись на диване, единственное, что портило впечатление – это наполовину пустая бутылка бренди у него в руке. Комната была грязной, на полу валялся мусор и пустые бутылки. Было очевидно, что с того дня, как ушла ее мама, здесь никто не убирался, и не собирался этого делать. Лиза тихо вздохнула, чувствуя спазмы голода – она не так уж много ела в последние дни, но все же не осмелилась взять что-либо из кухни. Еще раз печально вздохнув, она вышла из дома и направилась в школу.
Когда Лиза вернулась обратно домой, ее снова встретила тишина. Лиза положила свой ранец на пол в прихожей и заглянула в гостиную. Отца нигде не было видно, поднимаясь по лестнице, Лиза спросила себя – хороший это знак или плохой.
Зайдя к себе в комнату, Лиза испытала шок. Комната была пуста. С кровати было убрано все подчистую, ее вещи исчезли, полки и шкаф были пусты. Пропал даже ее саксофон. Испытывая смесь чувств из удивления, замешательства и гнева, Лиза бросилась вниз по лестнице, в надежде узнать, что случилось. Зайдя на кухню, Лиза почувствовала запах дыма. Фигура ее отца, стоявшего возле кучи дымящихся углей, яснее слов сказала Лизе, что же именно произошло со всеми ее вещами.
Она вышла в сад, нервничая и чувствуя спазмы в желудке – наполовину от голода, наполовину от страха. Ее уже не столько волновали ее вещи, сколько то, что могло ожидать теперь ее саму. Приближаясь к отцу, она твердила себе, что это плохая идея, но ничего не могла с собой поделать – она должна была выяснить, что случилось. Призвав на помощь всю свою храбрость, Лиза заговорила:
— Папа? — спросила она как можно более нейтральным тоном. Ее голос дрожал от страха.
Она ожидала очередной яростной реакции, но ничего такого не последовало. Вместо этого ее отец повернулся и сердито посмотрел на нее. Лиза старалась не смотреть ему в глаза, но все же отметила, что сегодня они выглядели иначе – он смотрел прямо на нее, его взгляд был ясным и сфокусированным. Он был трезв.
— Я намерен избавиться от всех вещей, которые напоминали мне о НЕЙ. Я не желаю видеть их в своем доме, — ответил он. Его голос звучал намного более спокойно, нежели вчера – хотя в нем все равно были слышны гневные интонации.
— Но при чем тут мои вещи? — мягко спросила она.
— Ты ЕЕ ребенок, а не мой, — прошипел он сквозь зубы. Он снова повернулся к ней, ярость вскипала в нем, и это отражалось у него на лице. — Поверь мне, девочка, отныне здесь многое изменится!
Лиза почувствовала, как краска сходит с ее лица. Несмотря на все, что произошло, она по-прежнему любила своего отца, и то, что он говорил ей подобные вещи, просто убивало ее. После того, как ее мама ушла от них, отец был всем, что у нее оставалось в этом мире. Почему бы ей не попробовать объясниться с ним?
— Но, папа... — начала она. Ударом кулака он повалил ее на землю.
— Не смей называть меня так, сучка! — бешено заорал он, стоя над ней. Его слова ранили Лизу сильнее ударов. — Меня тошнит от одного твоего вида!
Схватив ее за платье, он потащил Лизу обратно в дом. Вцепившись в ее волосы, он подвел ее к зеркалу. Слишком напуганная, чтобы отвести взгляд от отражения своего заплаканного лица, Лиза краем глаза видела лицо своего отца, искаженное ненавистью.
— Посмотри на себя! — сказал он. Его голос был опасно тихим. — Ты отвратительный человек! Скажи это!
Лиза пробормотала что-то невнятно, но он сжал ее волосы еще сильнее, заставив ее застонать от боли.
— Громче! — потребовал он.
— Я... от... отвратительный человек, — произнесла она.
— Тебя никто не любит! Ты никому не нужна! Ты заслужила это! — добавил он, очевидно, получая удовольствие от этой психологической расправы над ней.
— Меня... никто не любит... я никому не нужна... я... я... я заслужила это! — прокричала она, рыдая. С этого момента словно что-то надломилось в ней – она начала всерьез надеяться на то, что ее отец намерен ее убить.
Наконец, он отпустил ее волосы, и опустился на корточки рядом с ней, приблизив свое лицо к ее лицу. Не смея повернуть голову, она по-прежнему смотрела на свое отражение.
— Знаешь, — произнес он, — когда я вспоминаю девочку, погибшую из-за того случая, жизнь которой оборвалась навсегда, и когда я вижу, что ты до сих пор жива, мне кажется это чертовски несправедливым.
Лиза помнила о том случае, когда ее отец не смог спасти девочку ее возраста из огня. Услышав эти слова, она почувствовала себя еще хуже, хотя думала, что это невозможно.
— Я хочу, чтобы ты повторяла эти слова, пока я не скажу «хватит», ясно? — сказал он, поднимаясь на ноги. Лиза кивнула, не отрывая взгляда от зеркала, словно от этого зависела ее жизнь. Скорее всего, так оно и было. — И я хочу слышать тебя, ты поняла меня? — добавил он, выходя в гостиную.
Лиза стояла неподвижно, не смея пошевелиться, повторяя эту фразу снова и снова, снова и снова, чувствуя, как постепенно опускается вечер и вокруг начинает темнеть. Каждый раз, когда она сбивалась или теряла голос, она получала новую порцию побоев от своего отца. Чем дольше она повторяла эти слова, тем сильнее сама верила в них. Ее ноги устали стоять, она уже теряла сознание, стараясь сохранить свой голос достаточно громким, чтобы доставить ЕМУ удовольствие. Наконец, она замолчала, почувствовав, как что-то теплое стекает у нее по ногам.
Через пару секунд ее отец снова появился в дверях, желая знать, почему она перестала читать свою новую молитву. Лиза опустила голову, увидела лужицу у себя в ногах и крепко зажмурилась, когда он замахнулся на нее кулаком.
— Грязный маленький кусок дерьма!! — заорал он. Вновь схватив ее за волосы, он бросил ее на пол, ткнув в лужу лицом. — Я покажу тебе, как портить мой ковер, ты, гребаное ЖИВОТНОЕ!
— Прости... Я все уберу, клянусь! — закричала она, внутренне содрогаясь от стыда за то, что натворила.
Вместо ответа отец схватил ее за шею и потащил к лестнице. Вытащив ключ из кармана, он открыл замок на двери шкафа, стоявшего под лестницей.
— Это твоя новая комната, — произнес он с широкой ухмылкой, грубо швыряя ее внутрь. — Здесь можешь вытворять все, что тебе вздумается. — Он холодно улыбнулся. — Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты родилась на свет, так же сильно, как об этом жалею я. — Сказав это, он захлопнул дверь шкафа, погрузив Лизу в темноту.
Свернувшись в клубок, Лиза тихо плакала. Шкаф был небольшим – в нем не хватало места даже для того, чтобы сидеть. Стопки старых пластинок и газет также занимали место, делая его еще более неудобным. Ничего не видя в кромешной темноте, Лиза попыталась устроиться на ощупь. Ударившись при падении, она поранила лицо, и теперь чувствовала, как струйка крови стекает у нее над бровью. Ее желудок сводило спазмами, когда она снова и снова вспоминала все случившееся – особенно фразу, которую она повторяла так долго. Все это было правдой – человек, которого она считала своим отцом, отвернулся от нее, а ее настоящие родители, очевидно, не нуждались в ней, раз бросили ее здесь одну. Лиза страстно молилась, чтобы ее мама пришла и забрала ее отсюда... молилась, зная, что этого никогда не случится.
Прошло какое-то время, и Лиза начала понемногу отвлекаться от своих переживаний – ее внимание привлек запах еды, доносящийся снаружи. Это был приятный, дразнящий аромат жареного мяса... бифштекс, или по крайней мере, гамбургер. Ее отец явно готовил себе ужин. Запах заставил ее еще сильнее осознать, насколько она была голодна. Она ничего толком не ела уже два дня, и муки голода уже превратились для нее в настоящую физическую боль. Она тихо застонала, и начала беззвучно молиться о какой-нибудь пище – прекрасно понимая, что это всего лишь один из способов ее отца заставить ее страдать.
Спустя несколько минут, проведенных в бесплодных фантазиях о еде, Лиза услышала, как щелкнул замок шкафа. Она вздрогнула.
— Я кое-что принес тебе, — прозвучал голос ее отца.
Лиза непроизвольно сжалась, пытаясь угадать, что ее ожидает. Двери шкафа широко распахнулись, яркий свет ослепил ее. Ее отец стоял рядом, любуясь ее крошечной тюрьмой со злобной ухмылкой на лице.
— Пора обедать, — изрек он, протягивая ей открытую банку собачьей еды.
Лизу мало волновало, что именно это было – это была еда, и она понимала, что шансы получить что-нибудь получше были весьма призрачными. Она взяла банку, по-прежнему сидя, сжавшись в комок, и заглянула внутрь. Запах был ужасным, и содержимое банки выглядело неаппетитно, но выражение лица ее отца ясно показывало ей, что последствия, ожидающие ее в случае, если она откажется это есть, будут намного более худшими, чем если она согласится.
— Ну же, приступай! Пользуйся своей рукой! — произнес он с гримасой на лице.
Лиза печально вздохнула и начала есть.
Как она и ожидала, вкус еды был ужасен – она чувствовала, что ее вот-вот стошнит. Сделав несколько глотков, она поняла, что не сможет съесть больше ни кусочка, и вернула банку обратно. Ее отец усмехнулся.
— Если тебе повезет, я дам тебе чего-нибудь поесть завтра. А теперь постарайся хорошо выспаться – завтра тебя ждет ранний подъем! — сказал он, захлопывая дверь.
Оставшись в темноте, Лиза попыталась хоть как-то укрыться старыми газетами, чтобы сохранить тепло. Стараясь уснуть, Лиза внезапно ясно осознала одну вещь – отныне, если она хочет прожить еще хоть немного, ей придется рассчитывать только на себя.
На следующее утро, проснувшись, Лиза увидела отца, стоявшего рядом с ней.
— Половина седьмого утра, — заявил он. — Я хочу, чтобы отныне ты всегда просыпалась в это время, ясно?
Лиза кое-как выбралась из шкафа. Ее тело затекло из-за долгого сидения в одной позе, и слушалось ее с трудом. Схватив ее за руку, отец вывел плохо соображающую Лизу в задний двор дома и приказал встать в дальнем углу двора.
— Раздевайся, — буркнул он.
— Ч-что? — спросила Лиза, не веря своим ушам. Что еще он собирается сделать с ней?!
— Ты прекрасно меня слышала. Раздевайся. ЖИВО! — прорычал он с растущим раздражением в голосе.
Лиза сделала глоток воздуха. Дрожа от страха, она неохотно подчинилась ему. Ее разум метался в поисках выхода из этой ситуации, ей хотелось закричать, но она была парализована ужасом.
— Бросай вещи сюда, — скомандовал он.
Она вновь подчинилась, и замерла перед ним, ожидая самого худшего.
— Это должно привести тебя в чувство! — сказал он, поднимая из травы садовый шланг, и обрушивая на нее поток ледяной воды, длившийся, как ей показалось, целую вечность.
Наконец он выключил воду и швырнул Лизе полотенце, продолжая бурчать ей свои команды. «Пользоваться ванной ты больше не будешь. Мыться будешь только так!» Дрожа от холода, Лиза кое-как вытерлась. Никогда раньше в жизни ей не было так холодно, как сейчас – к счастью, зима еще не успела наступить. Когда она закончила вытираться, ее отец бросил ей единственную одежду, которая оставалась у нее в запасе – грубые рабочие штаны и старую футболку, и повел ее обратно в дом, как только она оделась.

[Nick_96]

Приспосабливаться к новой жизни Лизе было нелегко. Ее отец – или, по крайней мере, человек, которого она считала своим отцом – выразил свое отношение к ней предельно четко и понятно. Лиза фактически становилась его рабыней, выполняя все его требования, и получая взамен редкие подачки еды. Если она выполняла работу хорошо и быстро, она получала вполне съедобную пищу и право спать на полу кухни. Если он не был удовлетворен ее работой, она снова возвращалась в шкаф под лестницей и получала банку собачьей еды. Прошло какое-то время, и Лиза перестала обращать внимание на постоянные побои и непрекращающееся чувство голода – все это слилось для нее в какой-то бесконечный заколдованный круг, иногда напоминающий ей истории пленников войны, которые она слышала в школе. Единственная вещь, которая не переставала мучить Лизу – это полное отсутствие интереса к ней ее матери. Лиза всегда старалась быть хорошим ребенком, и выполнять все, что от нее требовали, и если действия ее отца еще можно было хоть как-то понять, то объяснить отсутствие ее матери она была не в состоянии.
В то же время недостаток внимания со стороны отца ей явно не угрожал. Лиза была плохим ребенком, опозорившим доброе имя Фицджеральдов, и заслужила наказание. Лиза изо всех своих сил старалась доказать себе, что это не так, но постепенно смирялась с этой мыслью, ибо просто не видела никаких других причин быть оставленной один на один с этим человеком.
Прошли месяцы, и новый образ жизни Лизы неотвратимо начал сказываться на ней. Имея всего лишь две смены одежды и еженедельно получая ледяной душ из шланга, ее внешний вид и гигиеническое состояние быстро ухудшались, равно как и ее здоровье. Она сильно похудела, ее кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок.
Лиза превратилась в изгоя в школе – одинокая, замкнутая девочка в ужасной одежде оказалась идеальным объектом для издевательств. Если за весь школьный день никто из других учеников ни разу не заговорил с ней, она считала, что ей повезло. Все остальные дети жили своей жизнью – получали подарки и новые вещи, заводили друзей, Лиза же оставалась в стороне от жизни, существуя лишь как объект для насмешек. Ее никто не бил в школе – даже самые отъявленные хулиганы давно оставили свои попытки причинить ей страдания таким способом. Им было неизвестно, что Лиза давно привыкла к боли и перестала обращать на нее внимание. Большинство школьных учителей также сторонилось ее.
В перерывах между занятиями, Лиза проводила свое время в школьной библиотеке, читая различные книги и внутренне надеясь, что никто не придет сюда и не начнет снова издеваться над ней. Чтение книг осталось единственным занятием, которое доставляло Лизе хотя бы видимость удовольствия, и удерживало ее от падения в пропасть сумасшествия, к которой она была так близко. Она иногда брала книги домой и тайком читала их ночью – разумеется в те дни, когда ей выпадала удача спать на кухонном полу. Ей особенно нравились художественные рассказы, и вообще все, что имело хороший конец. Радость, которую она испытывала, читая о персонажах, сумевших победить свои несчастья, не могло омрачить даже осознание того грустного факта, что сама она вряд ли когда-нибудь найдет свое спасение.
Ее личность также сильно изменилась. Лиза полностью замкнулась в себе, ее чувство собственного достоинства и уверенность в себе были подавлены. Убедив себя в том, что она сама заслужила такую жизнь, она старалась всегда быть вежливой и послужной, насколько это возможно, и не ждать от окружающих проявления какой-либо любви или уважения. Иногда она задумывалась над тем, стоит ли ей пытаться как-то избегать тех жестокостей, которые проявлял ее отец, но неизменно приходила к выводу, что это будет лишь проявлением трусости с ее стороны. Лиза испила чашу безысходности до дна... ведь у нее не было никого, с кем она могла бы поделиться своими проблемами. В конце концов она перестала верить людям вообще, так как не получала от них ничего, кроме раздражения и издевательств, и старалась избегать любых контактов с окружающими, надеясь, что это хоть немного облегчит ее участь. Если бы Лиза могла тихо исчезнуть с лица земли, она сделала бы это, не задумываясь.
Несмотря на то, что алкоголь все сильнее и сильнее затягивал ее отца в свой омут, он был все же достаточно умен, чтобы не показывать окружающим те страдания, которым Лиза подвергалась дома – все чаще и чаще он предпочитал использовать психологические методы воздействия взамен физических. Для всех остальных он по-прежнему оставался уважаемым членом общества, стремящимся сохранить свою репутацию, несмотря на несчастный случай, произошедший с ним когда-то в прошлом. Даже напившись, он помнил про свою роль – никто не мог даже заподозрить, что же именно происходит за закрытыми дверями дома. Случай, произошедший однажды, хорошо показал его способность играть роль доброго и заботливого отца.
В тот день Лизу поймали на краже еды. Она сильно страдала от холода и не смогла выполнить свою работу достаточно быстро. Фактически, она работала настолько медленно, что не получила даже собачьей еды. Когда муки голода стали настолько сильными, что она с трудом могла стоять на ногах, она в отчаянии пошла в местный магазин и взяла с полки пакет бисквитов (не то, чтобы они ей нравились – почти ничего не видя от истощения, она просто схватила первое, что попалось ей под руки, когда ее никто не видел). Ее выдало собственное виноватое выражение лица, когда она попыталась пройти мимо кассы и выйти из магазина.
Они вызвали полицию, и Лизу доставили в местный участок. Как только ее посадили в машину, Лиза начала молиться, чтобы ее отправили в какой-нибудь детский дом – это было бы намного лучше жизни с ее отцом, она могла бы рассчитывать там хотя бы на сносную еду. К ее несчастью, полицейские приняли решение отправить ее обратно домой, сделав предупреждение. Ее отец немедленно появился в участке, громко говоря подходящие к случаю фразы – она всегда была хорошим ребенком, она всего лишь случайно сбилась с пути, она по-прежнему тоскует по матери, давно бросившей ее и так далее. Покидая вместе с ней участок, он сердечно заверил полицейских, что такое больше никогда не повторится. Разумеется, возмездие за этот проступок, вновь опозоривший имя ее семьи, было незамедлительным и крайне суровым. Этой ночью Лизу доставили в больницу с переломом руки. Она сказала, что упала с лестницы, как того и хотел отец – кто посмел бы спорить с Джеком Фицджеральдом?
В конце концов жизнь Лизы стала совершенно монотонной и однообразной. Каждый новый день приносил все те же испытания, те же страдания, ту же боль. Поначалу ей казалось, что чувства стыда, печали и страха, постоянно преследующие ее, рано или поздно утихнут в ней, или она хотя бы привыкнет к ним, но этого так и не произошло. Вместо этого она почти окончательно потеряла свою личность, превратившись в послушного, напуганного робота, живущего без какой-либо видимой цели. Раньше Лиза хотела умереть – теперь ей было все равно.
Тем не менее, один день в ее жизни отличался от остальных. Ее одиннадцатый день рождения. Это было холодное осеннее утро, за окном было еще темно. Лиза стояла перед зеркалом и угрюмо смотрела на свое отражение. Она выглядела печальной – худой, бледный ребенок, почти не выросший за последние годы. На ней по-прежнему было ее старое платье, которое она носила уже несколько лет. Грязное и изношенное, оно не доставало ей даже до колен. Лиза сравнила отражение в зеркале со старой фотографией, которую она нашла, делая уборку в комнате ее отца. На снимке она была такой веселой и счастливой... как и ее родители. Она выглядела здоровой, и ее глаза просто светились энергией и невинностью, как у любого нормального ребенка ее возраста. Те же глаза, смотревшие на нее сейчас из зеркала, были совершенно пусты, и разглядеть в них можно было лишь тлеющие угольки страха и страданий.
Безучастно глядя в зеркало, Лиза отметила многочисленные синяки и ушибы на своем теле. Ее отец, проснувшись сегодня рано утром после вчерашней пьянки (возможно, вызванной его чувством вины, подумала Лиза), разбудил ее и предложил отметить ее день рождения очередной серией побоев. Тут же претворив свое решение в жизнь, он, пошатываясь, ушел спать дальше, оставив Лизу, сжавшуюся в клубок от боли, один на один со своим подарком. Чем сильнее становилась его зависимость от алкоголя, тем более непредсказуемо он вел себя – его удары стали в последнее время намного более тяжелыми, и к тому же он всю прошлую неделю не позволял Лизе даже выйти из дома. Все это говорило Лизе, что дела идут все хуже и хуже – хоть она и была даже рада на время избежать постоянных издевательств со стороны ее одноклассников, она тем не менее понимала, что они своего все равно не упустят.
Наконец, она заставила себя оторвать взгляд от своего отражения и отступить от зеркала. Раньше она простаивала перед ним часами, словно спрашивая его, что же такое случилось с ней в прошлом и что ожидает ее в будущем. Но сейчас она приняла решение, и была намерена выполнить его.
Лиза присела на диване (она была одна дома), и медленно обвела взглядом пустую гостиную. В старые времена, комната выглядела бы совершенно иначе – открытки, подарки, праздничный стол, всеобщее веселье... Сегодня никому не было дела до того, что же сегодня за день – да и поводов для грусти сегодня было гораздо больше, чем для радости. Спустя годы непрерывного психологического давления, Лиза даже в этом обвиняла себя – ей казалось, что она причиняет боль окружающим одним своим существованием. Настало время что-то сделать с этим.
Мрачно порвав фотографию, Лиза вздохнула. Ее семьи больше не существовало – мать давно забыла про нее, и вряд ли отец будет скучать о ней когда-нибудь.
Со слезами на глазах, Лиза вытащила из кармана небольшую упаковку таблеток. Ее желудок свело при мысли о том, что она собирается сделать, но пути назад уже не было. Крышка открылась без проблем – на ней даже не было защиты от детей. Лиза с трудом сглотнула, и повторила себе, что это единственный выход. Она не знала, что ее ожидает впереди, но была уверена, что хуже, чем сейчас, уже не будет. Закрыв глаза, она вытряхнула все содержимое упаковки себе в рот и с трудом проглотила. Она сделала это.
Не зная, что делать в последние минуты своей жизни, Лиза лишь молилась о том, чтобы Бог не осудил ее слишком строго за этот поступок... хотя он и раньше нечасто прислушивался к ее просьбам. Открыв глаза, Лиза заметила оранжевую полоску света, осветившую комнату – солнце поднималось из-за горизонта. Ей всегда нравился рассвет – в те давние, счастливые времена, когда ее отец возвращался домой после ночной смены, он часто ненароком будил ее. Не в состоянии спать дальше, она наблюдала восход солнца прямо со своей кровати, слыша спокойный голос отца, доносящийся из соседней комнаты. Эти призрачные воспоминания, как ни странно, немного согрели душу Лизы – теперь, когда все вот-вот должно было закончиться, она уже не ощущала боли и страданий, которые преследовали ее так долго.
Поднявшись с дивана, Лиза подошла к двери и вышла на улицу. Ее желудок уже начал чувствовать первые спазмы. Сев на пороге дома, Лиза смотрела, как солнце медленно поднимается из-за горизонта, начиная новый день, которого она уже никогда не увидит, и ждала.

* * *

Яркий, ослепительный свет ворвался в ее сознание. Лиза непроизвольно боролась с ним, настойчиво возвращающим ее к реальности... чувствуя головокружение и боль во всем теле, она лишь хотела вернуться обратно в свой сон без сновидений.
— Лиза... Лиза... ты слышишь меня? — раздался голос рядом с ней.
Она застонала и попыталась осмотреться по сторонам. Это удалось ей лишь на несколько секунд, после чего ее глаза закрылись и Лиза вновь потеряла сознание.
Доктор Вир устало вздохнул, стоя рядом со своей юной пациенткой. Работая в «скорой», ему часто доводилось видеть взгляды, полные боли, но даже несмотря на то, что данный случай был далеко не самым ужасным в его недолгой врачебной карьере, было очевидно, что девочка подверглась крайне жестокому обращению. Она была на последней стадии истощения, ее кожа была нездорового оттенка, и все ее тело было покрыто синяками и ожогами от сигарет – не зная всей истории, он мог лишь представить себе степень проявленного кем-то зверства.
— Это было зажато в ее руке, — заявил санитар, доставивший девочку в больницу, и протянул Виру небольшую пластиковую упаковку из-под таблеток.
— Таблетки?! — Вир резко подался вперед. — Вы думаете, что она...
— Посмотрите на этикетку, — равнодушно ответил санитар. — Это просто витамины. Вероятно, она пыталась это сделать...
Доктор недоуменно посмотрел на Лизу. Если бы не печальность ситуации, заставившей несовершеннолетнего ребенка предпринять попытку самоубийства, он, наверное, рассмеялся бы над ее ошибкой.
— Как вы нашли ее? — спросил он.
— Кто-то из ее соседей обнаружил ее, лежавшую без сознания на пороге дома. По свидетельству соседа, у них там что-то произошло этим утром, но когда мы приехали туда, в доме уже никого не было, — объяснил санитар.
— И никто даже не подумал вмешаться, верно? — спросил Вир, устало покачав головой. — Ее надо вымыть, переодеть и положить в отделение. Я попрошу Стефани присмотреть за ней – у нее... гм... уже есть опыт в делах такого рода.
Каким бы молодым и неопытным ни был доктор Вир, за свою недолгую карьеру он уже повидал достаточно ужасов, чтобы выработать в себе спокойное отношение к чужим бедам. Это было просто необходимо в его профессии, и все же вид этой израненной девочки, жизнь которой была похожа на открытую дорогу, полную безграничных возможностей, и которая, тем не менее, приняла осознанное решение тихо покинуть этот мир, оказался для Вира слишком сильным испытанием. Он обнаружил, что стоит рядом с ней, сжимая ее холодную руку в своей.
— Бедное дитя, — прошептал он.

* * *

Мардж была уверена, что избавилась от всех фотографий Шона – она старалась выбросить любое упоминание о нем из своего дома и из своей жизни, но, к ее смятению, вдруг оказалось, что одну фотографию она все же упустила. Это был снимок с ее свадьбы, к несчастью, он оказался именно в том альбоме, который она решила показать сегодня своим двум детям.
— Кто это такой? — спросил Барт, ее сын, показывая пальцем на необычного мужчину, стоящего рядом с Патти и Сельмой в стройной шеренге представителей семейств Бувье и Симпсонов.
Мардж вздохнула. Она давно хотела рассказать Барту и Мэгги об их дяде, но каждый раз по какой-либо причине уклонялась от этого – если уж на то пошло, он никогда не поддерживал тесных отношений с ее семьей. Гомер, ее муж, мягко взял ее руку в свою, поддерживая ее, как он делал всегда. Очевидно, пришло время наконец рассказать детям все.
— Это... это твой дядя Шон, Барт, — ответила она.
— Ух ты, круто, давно пропавший дядя! — произнес Барт с энтузиазмом. — Расскажи мне о нем.
— Ну... это был последний момент, когда я его видела, — начала Мардж. — Он был не таким уж и замечательным человеком. Он был профессиональным музыкантом, и заработал на этом хорошие деньги, но потом все спустил. Он был жутким ловеласом, играл в азартные игры, много пил и употреблял наркотики. Остальная наша семья почти всегда сторонилась его.
Как ни странно, аргументы Мардж показались сейчас неубедительными ей самой. Возможно, он был не таким уж плохим человеком, хотя, конечно, мы еще многого о нем не знали, подумала она.
— Как получилось, что я никогда не видел его раньше?
Мардж снова сделала глубокий вздох.
— Он погиб несколько лет назад от кровоизлияния в мозг. Это случилось после того, как его кто-то зверски избил. Полиция так и не смогла узнать, кто это сделал, — подытожила она печально.
— Понятно, — коротко ответил Барт. Он хотел как-то приободрить свою мать, но не смог подыскать подходящих слов. После неловкой паузы, он извинился и вышел из комнаты.
Гомер сделал робкую попытку утешить Мардж.
— Успокойся, милая. Все это давно осталось в прошлом. Все же он любил тебя, верно? Как насчет тех денег, которые он завещал тебе?
Мардж взглянула на него с досадой.
— Гомер, именно это и показывает, что он прекрасно знал, что за ним кто-то охотится – только подумай, ему не было еще тридцати, но он уже написал завещание! И ты хорошо знаешь, что я не хочу даже прикасаться к этим грязным деньгам.
Когда Шон умер, выяснилось, что он завещал по нескольку тысяч долларов каждой из своих сестер – но Мардж из принципа отказывалась воспользоваться своей частью, к вящему огорчению Гомера. Понимая, что добавить ему больше нечего, Гомер просто еще раз обнял свою жену, позволяя ей благодарно прижаться к нему.

* * *

— Где я?.. — слабо спросила Лиза, не очень хорошо понимая, к кому именно она обращается.
Последнее, что она помнила – это то, как она лежала перед домом, сотрясаясь в агонии от боли, и выдерживая ее лишь потому, что надеялась, что очень скоро все закончится. Пошевелившись, она с очевидностью осознала, что все еще жива, и ее обычное настороженное состояние вновь начало возвращаться к ней. Ее желудок по-прежнему сильно болел.
Борясь со своей болью, что уже давно стало ее второй натурой, Лиза посмотрела вокруг – комната, в которой она находилась, была белоснежно чистой, и выглядела по-больничному стерильной. На ней была больничная одежда светло-синего цвета, к ее руке был прикреплен датчик, и она лежала в постели – в первый раз с тех пор, как ее мать покинула ее. Лиза беспокоилась о том, зачем она находится здесь, и чего от нее хотят, но она была слишком слаба для того, чтобы встать – в конце концов, несмотря на все свои страхи, ей наконец-то было по-настоящему удобно.
Внезапно Лиза подскочила, когда открылась дверь. Она мгновенно натянула одеяло до самого подбородка, настороженно глядя, кто же пришел к ней. Ожидая своего разгневанного отца, Лиза была удивлена, увидев молодую, приятно выглядевшую медсестру.
— Привет, Лиза, — сказала она, улыбнувшись. — Я сестра Стенвей. Как ты себя чувствуешь?
Лизу поразил тон, которым медсестра говорила с ней – он звучал очень дружелюбно, это было так непривычно для нее.
— Э-э-э... я в порядке, спасибо, — ответила Лиза и попыталась сесть на кровати, содрогнувшись от боли. И снова ее удивило то, что кто-то интересовался ее самочувствием.
— Лиза, что с тобой? Твой животик все еще болит?
Лиза слабо кивнула головой, безучастно наблюдая, как сестра помогает ей улечься обратно – это напомнило ей, как ее мать когда-то укрывала ее одеялом на ночь.
— Так лучше? Хм... я позову доктора Вира, он даст тебе обезболивающее, — сказала сестра Стенвей мягко.
— Спасибо вам, мадам, — ответила Лиза тихо. Несмотря на доброе отношение со стороны сестры, она по-прежнему тщательно следила за тем, что говорит и делает, боясь навлечь на себя гнев окружающих. — Что со мной случилось?
Сестра Стенвей замешкалась на несколько секунд, не зная, что ответить. Она считала, что девочка понимает, что она делает в больнице – ведь она была жестоко избита, после чего предприняла попытку самоубийства. Было очевидно, что она перенесла тяжелые испытания. Глядя на обеспокоенное выражение лица Лизы, сестра улыбнулась.
— Мы просто собираемся немного присмотреть за тобой, только и всего. И вовсе необязательно называть меня «мадам», Лиза, — добавила она, присев на кровать рядом с ней. — Тебе чего-нибудь принести, милая? Воды, или что-нибудь поесть?
— Нет, спасибо, — ответила Лиза, хотя ее лицо ясно выражало желание ответить «да». — Я не хочу доставлять вам лишних хлопот.
— Никаких хлопот, — произнесла сестра, взяв Лизу за руку, и глядя ей прямо в глаза. — Ты точно уверена, что ничего не хочешь?
— Ну... если вам правда нетрудно, можно мне стакан воды, пожалуйста? — попросила Лиза.
— Конечно. Я вернусь через минуту, — ответила сестра и вышла из комнаты.
Оставшись в одиночестве, Лиза спросила себя, почему сестра была так добра с ней. Ее отец потратил немало времени, подробно, в деталях объясняя, почему ее не любят окружающие – он говорил, что она была грязной, отвратительной, маленькой мерзавкой. Лиза очень не хотела, чтобы сестра Стенвей изменила своей отношение к ней, узнав о ее прошлом – слишком много времени прошло с тех пор, как кто-либо относился к ней так... как к нормальному человеку. Почувствовав чужую доброту, Лиза ощутила, как слезы катятся у нее по лицу, и, несмотря на все разочарования, которые ей приносили надежды в прошлом, новое ощущение того, какой может быть жизнь вдали от ее отца, заставило Лизу горячо молиться о том, чтобы никогда больше не возвращаться к нему.
Когда сестра Стенвей вернулась в комнату, она обнаружила, что Лиза снова уснула. Она осторожно накрыла ее одеялом, и молча встала рядом, наблюдая за ней. Погрузившись глубоко в свои мысли, она не заметила, как в комнату вошел доктор Вир, и, подойдя к кровати, положил руку на плечо Лизы, собираясь разбудить ее.
— Дэвид! Не делай этого! — прошипела она чуть слышно, убирая его руку.
— Прости, Стефани, — тихо ответил Вир. — Присматриваешь за ней, ага? — добавил он, выходя вместе с ней в коридор.
Покинув комнату, сестра прислонилась к стене коридора и закрыла лицо ладонями.
— Как могло такое произойти с живым человеком?! — спросила она в отчаянии.
Подобно доктору Виру, она еще была молодой и категоричной, особенно в случаях, подобных этому. Вир положил руку ей на плечо, говоря себе, что это всего лишь жест ободрения, не более того.
— Наверное, это просто напомнило тебе твое собственное детство, — сказал он. Вир нередко слышал, как Стефани рассказывала о своем отце, но никогда раньше не задумывался, насколько это могло быть серьезно.
Она мрачно посмотрела него, и он увидел боль в ее глазах. Он не заметил в них следов каких-либо личных отношений, она разговаривала с ним сейчас, как коллега с коллегой. Наконец она медленно кивнула головой и добавила:
— Все это давно осталось в прошлом... — Отвлекшись от своих воспоминаний, Стефани сконцентрировала всю энергию на своей пациентке. — Что с ней будет теперь? — спросила она.
— Ну... нам следует провести еще несколько тестов, но уже и так видно, что она сильно истощена, и у нее начальная стадия пневмонии, так что в любом случае ей придется остаться здесь минимум на месяц, — ответил Вир. — После этого... хм, после этого нам придется связаться с социальными службами, они возьмут ребенка под свою опеку.
Сестра Стенвей недовольно вздохнула, когда воспоминания о жизни в одном из детских домой вновь вернулись к ней.
— Неужели это единственный выход? — спросила она. — Я помню, на что это похоже... она же не протянет там и пяти минут!
— Я просто не представляю, что еще мы можем сделать. Ее мать давно пропала, нам так и не удалось ее найти, а других родственников у нее, по всей видимости, нет. Я уверен, что она сможет прижиться в детском доме, — сказал Вир. — Послушай, Стефани, тебе не следует принимать все это так близко к сердцу. — Произнеся эти банальные слова, Вир почувствовал себя эгоистом.
Стефани посмотрела на него яростно.
— Похоже, никому нет до нее никакого дела, так?! — резко произнесла она, сама удивленная прозвучавшей в ее голосе злостью.
Вир отступил от нее на шаг, задумавшись о чем-то. В коридоре повисло неловкое молчание.
— Я просто не понимаю... как можно было сделать такое со своей дочерью – своей собственной плотью и кровью? — наконец произнесла Стефани.
— Видишь ли, на самом деле она не является его дочерью. Мы подняли ее свидетельство о рождении... настоящий отец Лизы – некий Шон Бувье, — ответил Вир.
Стоило ему произнести эти слова, как Стефани подняла голову со внезапно вспыхнувшей надеждой.
— У нее могли остаться родственники, — сказала она, цепляясь за любой шанс. — Может быть, они возьмут ее к себе.
Вир пожал плечами.
— Стефани, я сильно сомневаюсь в этом...
— Знаешь, иногда я могу быть очень настойчивой, когда хочу этого. — Усмехнувшись, она оттолкнулась от стены и направилась к выходу из коридора. — Предоставь это дело мне! — крикнула она напоследок.
Оставшись один, Вир снова покачал головой. Она явно приняла всю эту историю слишком близко к сердцу – более того, это уже было похоже на какую-то навязчивую идею. И все же он невольно восхищался ей.

* * *

Был прекрасный день, и солнце светило ярко, согревая все ее тело своими ласковыми лучами. Она вдохнула свежий воздух полной грудью, и счастливо вздохнула, слушая птичьи трели, доносящиеся до нее из густых зеленых крон деревьев. Здесь было все так замечательно – она точно знала, где она сейчас находится.
Она была у себя дома.
Это было то самое место, где Лиза жила с самого рождения, прежде чем они переехали в Шелбивилль. Она часто задумывалась, не этот ли переезд привел ко всем остальным изменениям в их жизни – ее родители были гораздо счастливее, когда они жили здесь, за пределами города. Вокруг их дома были бескрайние поля, и на протяжении всего долгого, бесконечного лета она часами проводила свое время в этих полях, разведывая все новые и новые места в бескрайних полях и равнинах. Мать постоянно просила ее не уходить от дома слишком далеко, и предупреждала о плохих людях, которые могли причинить ей вред... откуда ей было знать, что все это время она жила под одной крышей с одним из них. Сейчас она даже не задумывалась об этом, вглядываясь в крошечную фигурку человека на горизонте... Неужели это была ее мать?
Издав радостный крик, Лиза побежала к человеку на горизонте. Она долгие годы ждала этого момента, мечтала о нем холодными, одинокими ночами... Она всегда верила, что ее мама не бросит ее одну. Где-то глубоко внутри себя, она всегда знала, что она вовсе не такой плохой человек, каким заставлял ее почувствовать себя весь остальной мир.
Ей следовало приглядеться получше.
Когда она приблизилась к нему, она слишком поздно поняла, что ошибалась. Она почувствовала, как температура вокруг нее стремительно падает, небо темнеет, и смолкает щебетание птиц. Идиллия летнего дня разрушилась, а вслед за ней и Лизино чувство радости и надежды, сменившись так хорошо знакомым ей ощущением страха, сводившего ее желудок.
Это был ОН.
Она не успела подбежать к нему достаточно близко, но он непонятным образом успел приблизиться к ней и схватить ее за руку. Казалось, мир повернулся вокруг Лизы в тот момент, когда чувство ледяного ужаса захлестнуло ее с головой. Он зловеще усмехнулся.
— Тебе не убежать от меня! — закричал он, глядя на нее, дрожащую от страха.
Вновь убийственно усмехнувшись, он вытащил из ниоткуда огромный нож, и занес его над ней.
— Когда-нибудь я прикончу тебя! — сказал он, вонзая лезвие в ее тело.
Лиза закричала, возвращаясь из своих кошмаров к реальности. Чувствуя, как слезы текут по ее щекам, она осознала, что не может скрыться от своего мучителя даже во сне. Когда она немного пришла в себя, она увидела сестру Стенвей, сидящую на стуле рядом с ней, и смотревшую на нее с участием. Она как никто другой на свете понимала, что сейчас чувствует Лиза. Повинуясь инстинкту, Стефани обняла ее и прижала к себе так сильно, как только могла.
Это привело Лизу в замешательство – прошло слишком много времени с тех пор, как кто-то проявлял подобные чувства по отношению к ней, и теперь она просто не знала, как реагировать на них. Долгие годы она училась прятать свои эмоции, зная, что выдавая их окружающим, она лишь становится более уязвимой. Ей было проще загнать свои чувства глубоко на дно своей души, чем воспринять их... но сейчас у нее просто не было выбора.
После напряженной внутренней борьбы Лиза поняла, что не в силах больше совладать со своими чувствами. На протяжении нескольких лет она была лишена даже малейших крупиц любви, и теперь с трудом могла поверить, что кто-то может испытывать это чувство к ней. Наконец, Лиза сдалась, и обняла Стефани своими руками, бесконечно благодарная за ее доброту и заботу.

* * *

Этим утром Джек Фицджеральд был в особенно дурном расположении духа – как, впрочем, и обычно в день рождения девочки. Но сегодня его арестовали за вождение машины в пьяном виде, и сейчас, в камере-одиночке полицейского участка, ему некуда было спрятаться от своего самого страшного противника – протрезвления.
Он был заперт в своей клетке, освещенной слабым светом из окна. Он вовсе не был похож на того героя, которым всегда старался себя представить – сейчас он был всего лишь обычным пьянчугой. Раньше, когда ему в голову приходили подобные мысли, Джек обычно топил их в бутылке, или вымещал их на Лизе. Теперь он ничего не мог с ними поделать.
Он никогда не хотел причинить боль Лизе, и даже никогда не ненавидел ее... по крайней мере, когда он был трезв. Всему виной была лишь его вспыльчивость. Он всегда был таким, сначала делая, а потом уже думая, и это не вызывало проблем, когда он работал в пожарном департаменте. Эта работа всегда позволяла ему выпустить пар и реализовать свою энергию. Зато потом, оказавшись дома в четырех стенах из-за того происшествия, отнявшего у него его профессию, он постоянно испытывал ощущение, словно какая-то пружина сжимается в нем, ожидая лишь повода выместить всю свою злость и обиду. К сожалению, чаще всего этим поводом становилась девочка. Каким бы физически сильным человеком он ни был, Джек прекрасно знал, что в душе он слаб. Да, слаб, ибо позволил себе превратиться в это жалкое ничтожество. Он вынудил его жену уйти от него, причем произошло это задолго до ее фактического ухода... ведь он знал с самого начала, что Лиза не была его дочерью.
Тем не менее, он пытался полюбить ее. Пытался по-настоящему.
Он осознавал, что на самом деле она почти всегда была хорошим ребенком, и что он обращался с ней жестоко. Но раньше ему удавалось справиться с собой – все пошло под откос после того происшествия, и все эмоции, которые он давил в себе на протяжении прошедших лет, неожиданно вернулись к нему, сводя его с ума. Отныне, глядя на девочку, он видел в ней лишь отпрыска ее шлюшки-жены и того ублюдка, который отнял ее у Джека, и поскольку он был не в состоянии отомстить им за это, он вымещал всю свою бессильную злобу на ребенке.
Чем дольше он думал над всем этим, тем сильнее осознавал, что не может во всем винить один только алкоголь. Конечно, выпивка оказывала на него свое действие, однако он понимал, что его собственная ярость действовала сильнее любого наркотика, и знал, на что он способен в таком состоянии. Размышляя об этом, он чувствовал, как в нем появляется новое, необычное чувство. Очевидно, это были угрызения совести.
Он не был человеком, склонным демонстрировать свои эмоции окружающим, но по мере того, как он опускался глубже в трясину своей души, вся его мужественность рассыпалась на части. Он почувствовал, что плачет – он с самого детства не позволял себе этого, хотя много раз заставлял плакать Лизу. Он даже не мог обвинить свои действия потерей рассудка от ярости, ибо знал, что особенно изощренные пытки, которым он подвергал Лизу, были тщательно спланированы им заранее. Чем больше он искал простых ответов на свои вопросы, тем сильнее убеждался, что их нет – большая часть его поступков была совершена им совершенно сознательно.
Запертый в своем собственном аду, Джек начал понимать, что же именно он сделал с несчастной Лизой.

[Nick_96]

* * *

Доктор Вир смотрел на происходящее с легким удивлением. Он знал, что медсестры нередко привязываются к своим пациентам, но сейчас явно был необычный случай. Смена Стефани уже час как закончилась, однако она по-прежнему была с девочкой. Может быть, ее внутренняя жизнь была пуста, и требовала этого, подумал Вир. Наверное, ему следует как-нибудь пригласить ее в кафе или в ресторан – просто поговорить, как друзья, ничего более...
Сестра Стенвей понимала чувства Лизы лучше, чем кто-либо еще. Она не любила вспоминать об этом, но ее собственный отец умер, когда она была примерно в возрасте Лизы, даже чуть моложе, и ее мать снова вышла замуж. К несчастью для Стефани, ее новый отец оказался человеком с тяжелым характером, и не желал смириться с мыслью о том, что ему теперь придется делить свою жену с ее ребенком. Несколько невеселых лет она провела в детском доме – невзрачном сером здании с такими же серыми, безразличными людьми внутри. Она не хотела такой судьбы для Лизы.
На первый взгляд, Лиза была обычным ребенком ее возраста, разве что выглядела немного нервной и напуганной. Но присмотревшись, в ее поведении можно было заметить печаль и боль, которые уже стали частью ее самой. Как того и следовало ожидать, Лиза была очень замкнутым ребенком, нерасположенным открывать свою душу кому-либо. На протяжении своей недолгой карьеры Стефани не раз встречала таких людей, но никогда раньше это не было выражено так сильно, как у Лизы – она не просто испытывала страдания, но старалась изо всех сил скрывать их. В то время, как обычные люди становились сильнее, пережив несчастье, Лиза по-прежнему сохраняла свою чистоту и невинность, которые лишь усиливали ее боль. Она не испытывала даже малейшей злости или ненависти к своим мучителям – вместо этого она страстно желала, чтобы они когда-нибудь приняли ее и полюбили. Несмотря ни на что, Лиза продолжала думать о людях только самое хорошее, и таила в себе робкую надежду, что люди будут относиться к ней так же...
— Значит, это были лишь витамины? — спросила Лиза.
Стефани молча кивнула головой. Лиза посмотрела на нее в замешательстве.
— Простите меня, — произнесла она тихо.
— За что? — спросила сестра как можно более нейтральным тоном.
— Ну... я... — Лиза сама не знала, что ответить. Это было чисто рефлекторным действием – каждый раз, когда кто-то был недоволен ей, это автоматически была ее вина, и она приносила извинения. Это ни разу не помогло, но она все равно пыталась. — Я не хочу становиться проблемой, — наконец сказала она.
Стефани взяла руку девочки в свою, и попыталась заглянуть в ее глаза – она уже заметила, что Лиза не любит встречаться взглядом с другими.
— Ты вовсе не проблема, — мягко произнесла она.
— Отец всегда говорил, что да, — сказала Лиза. Одно упоминание от ее отце заставило ее вновь сжаться от страха. — Когда он узнает, что я здесь, он сойдет с ума, — прошептала она. — У меня будут большие неприятности, когда я вернусь домой.
— Не думай о нем, Лиза, — сказала Стефани, поглаживая ее руку. — Он больше не сможет причинить тебе вред.
Лиза слабо кашлянула. Ей очень хотелось поверить сестре, но она не осмеливалась больше ни на что надеяться – это всегда плохо кончалось в прошлом.
— Сможет, — печально ответила Лиза. — Он ненавидит меня... он не остановится ни перед чем.
Стефани вздохнула. Бедняжка была напугана до предела.
— Мы не позволим ему даже близко подойти к тебе, — сказала она. Лиза смотрела на нее выжидательно, и Стефани добавила: — Мы найдем тебе новый дом – где-нибудь, где он не сможет найти тебя.
Она отметила реакцию Лизы на ее слова – это была смесь из тщательно скрываемой надежды и удивления.
— Правда? — спросила Лиза, явно удивленная тем, что кто-то хочет помочь ей.
— Ну конечно, правда. Мы поможем тебе.
Стефани посмотрела на наручные часы – она была бы счастлива остаться с Лизой на всю ночь, но понимала, что рано или поздно придется ее покинуть.
— Слушай, Лиза, мне скоро придется уйти, — произнесла она, опуская руку в карман пальто. — Но сначала я хочу подарить тебе кое-что.
Она вытащила из кармана небольшой пакет, завернутый в ярко раскрашенную бумагу, и конверт, и вручила их девочке. Лиза посмотрела на Стефани, ее лицо выражало удивление и замешательство. Она явно не знала, что делать с вещами, которые ей только что дали.
— Ну же, Лиза, — ободряюще кивнула Стефани. — Открывай.
Лиза осторожно вскрыла конверт. Стефани с удовлетворением смотрела, как следы беспокойства исчезли с лица Лизы, когда она вытащила из конверта праздничную открытку.
— С днем рождения! — торжественно сказала Стефани.
Лиза посмотрела на нее со счастливой улыбкой на лице. У нее уже давно не было поводов улыбаться, и теперь она не могла остановить себя. Каким бы скромным ни был этот подарок, это все же было гораздо больше того, что она видела на протяжении нескольких последних лет. Читая подписи на обратной стороне открытки, подписи всех тех, кого смогла найти Стефани и кому было дело до ее существования, Лиза почувствовала тепло радости в своей душе. Она чувствовала еще кое-что, к чему уже давно привыкла – слезы в ее глазах. Но на этот раз это были слезы радости.
— Спасибо, — просияла она. — Откуда вы узнали?
— Увидела дату рождения в твоей истории болезни, и решила что тебе не повредит лишний повод для улыбки, — ответила Стефани. — Открой пакет, Лиза.
Лиза нетерпеливо разорвала оберточную бумагу и открыла пакет. Она ахнула, держа в руке свой подарок – белое жемчужное ожерелье.
— Оно раньше было моим, — объяснила Стефани, — но я давно выросла из него. Тебе нравится?
— Оно... оно прекрасно! — выдохнула Лиза. — Спасибо огромное... — счастливо добавила она.
Чувство радости в ней выросло настолько, что, казалось, вот-вот разорвет ее грудную клетку. Это было просто невероятно, Лиза ощущала себя настолько живой, как не чувствовала уже годы. Стефани наклонилась и обняла ее, и Лиза восторженно обхватила ее руками в ответ.
Как бы долго не длилось их объятие, этого все равно было мало для Лизы, и наконец Стефани отпустила ее, улыбаясь.
— Ладно, Лиза, мне правда пора идти, — сказала она. Лизе очень не хотелось расставаться с ней, но она все понимала. — Если тебе что-нибудь понадобится – даже если вдруг ты снова увидишь плохой сон, и захочешь, чтобы кто-нибудь посидел с тобой – просто позови кого-нибудь из сестер. Они все подписали твою открытку. — Стефани погладила Лизу по голове и поднялась на ноги. — Я так рада видеть, как ты улыбаешься... ты очень красивая девочка.
— Спасибо, — ответила Лиза смущенно. — Спасибо за все.
— Никаких проблем, — ответила сестра, направляясь к двери. — Мы увидимся завтра, Лиза. Не волнуйся ни о чем – все будет хорошо.
Лиза в восхищении смотрела, как ее спасительница выходит из комнаты – последние несколько часов полностью изменили всю ее жизнь. Раньше она сама пыталась убедить себя в том, что все будет хорошо. Теперь она действительно поверила в это.

* * *

Джек Фицджеральд чувствовал себя одураченным. Поначалу он спокойно сидел в своей камере, ожидая, когда его выпустят отсюда. Он полностью ушел в себя, размышляя над своими поступками... он даже чуть было не пришел к выводу, что девчонка не заслужила тех наказаний, которым он ее подверг. Только подумать, он даже испытывал чувство вины перед ней.
Но потом пришел кто-то и заявил, что на свободу его не выпустят. Она посмела выйти из дома, ее обнаружили и доставили в больницу. По-видимому, она была в тяжелом состоянии, и теперь они хотели поговорить с ним по поводу всего этого.
Они выдвигали против него обвинение в жестоком обращении с ребенком.
Против него – Джека Фицджеральда.
По мере того, как он бродил по своей камере, выискивая взглядом что-нибудь, на чем он смог бы выместить свое раздражение, его чувство вины пропадало, превращаясь в бесконтрольную ярость такой силы, какую Джек испытывал лишь раз или два в прошлом – и он прекрасно помнил, что случилось в последний такой раз.
Я достану эту маленькую сучку, повторял он себе. Я заставлю ее заплатить сполна за это издевательство надо мной – меня могут даже посадить в тюрьму из-за нее. Наверное, она сейчас смеется надо мной, думая, что скрылась от меня... но дайте мне только выйти на волю, и я покажу ей, насколько она ошибается.
Джек оскалился с таким яростным выражением на лице, что охранники начали нервничать. Несмотря на стремительно растущую в нем ненависть, часть его рассудка сохраняла холодное спокойствие, и это делало его лишь еще более опасным – он начал обдумывать способ, которым он покажет своей приемной дочери, насколько жестоким он способен быть.

* * *

Мардж как раз убирала посуду со стола, когда услышала стук в дверь.
— Гомер, не мог бы ты открыть? — крикнула она в гостиную, но ничуть не удивилась тому, что он не расслышал ее.
Открыв дверь, она увидела приятную молодую девушку в униформе медсестры. Она выглядела неуверенной, словно сомневалась, имеет ли она право находиться здесь.
— Здравствуйте... миссис Симпсон, верно? — спросила она с чуть нервной улыбкой.
Мардж вздохнула.
— Вы, наверное, из школы. Послушайте, мне очень жаль за тот случай с порошком для чесания, который подстроил Барт...
— О, нет, — ответила девушка. — Меня зовут Стефани Стенвей, я работаю медсестрой в Центральной больнице Шелбивилля. М-м-м... я могу поговорить с вами? Это очень важно.
Мардж выглядела озадаченной. Она была уверена, что не знает никого в Шелбивилле.
— Конечно, — ответила она. — Заходите в дом.
Стефани прошла в гостиную, где, развалившись на диване, лежал Гомер. Он подпрыгнул от неожиданности, когда необычная молодая девушка вошла в комнату.
— Гомер, это Стефани Стенвей, — сказала Мардж. — Она хочет поговорить с нами.
Присев на диван, Стефани начала нервничать, не зная, с чего начать. Наверное, это все-таки была глупая затея, подумала она с досадой. Внезапно она почувствовала, как кто-то тянет ее за платье. Опустив глаза, она изумленно увидела крохотную копию Лизы, смотревшую на нее с улыбкой.
— Как тебя зовут? — задала ей вопрос кроха.
— Стефани, — ответила она. — А тебя?
— Меня зовут Мэгги, — заявил ребенок, со смехом пытаясь вскарабкаться на диван.
— Вы ей понравились, — улыбнулась Мардж.
Стефани была благодарна Мэгги за то, что она помогла расколоть лед недоверия – всю дорогу сюда она пыталась придумать подходящее начало для разговора, но так ничего и не придумала. Она даже начала жалеть, что вообще приехала сюда – возможно, ей не следовало так торопиться. Как бы там ни было, она находилась здесь, и должна была хотя бы предпринять попытку. Ради Лизы.
Она прочистила горло, и нерешительно начала:
— Мистер и миссис Симпсон, я сказала вам, что работаю в больнице Шелбивилля, но в настоящий момент я действую по своей собственной инициативе. Честно говоря, я совсем не уверена, что мне следовало приезжать сюда, но мне кажется, что это правильное решение. — Они смотрели на нее выжидательно, и Стефани поняла, что надо поскорее переходить к делу. — В общем... даже не знаю, как сказать вам об этом... около недели назад к нам в больницу доставили маленькую девочку. С ней жестоко обращался ее отчим, и она была в тяжелом состоянии. Дело в том, что... я подозреваю, что она является дочерью вашего брата, миссис Симпсон.
Замолчав, Стефани посмотрела на них, в душе сильно волнуясь. Гомер казался совершенно сбитым с толку, словно он пытался разобраться в сюжете какой-нибудь мыльной оперы. Мардж внешне выглядела совершенно спокойной, однако целая гамма эмоций, отражавшаяся в ее глазах, выдавала ее состояние. После мучительной паузы она первой нарушила молчание:
— Вы уверены? — мягко спросила она.
— Не на сто процентов, миссис Симпсон. Тест на ДНК мог бы помочь – если между вами есть родственные связи, мы обнаружим это. Я знаю человека, который занимается такими тестами, так что результат будет известен уже через несколько дней, — сказала Стефани, не зная, хорошо идут дела или плохо.
— Наверное, вы правы, — произнесла Мардж, по-прежнему сохраняя спокойствие. — Откуда вы узнали обо всем этом?
— Я... хм... сопоставила их истории болезни.
На самом деле это было не совсем так. Первым делом Стефани постаралась разыскать мать Лизы, Сьюзан Фицджеральд, но все ее попытки закончились неудачей. Совершенно случайно, разговаривая об этом случае с одной из медсестер в больнице, она узнала, что мать Лизы работала в этой больнице несколько лет назад. Эта сестра, любящая немного посплетничать о других, рассказала Стефани о том, что Сьюзан была несчастлива в своем браке и завела роман на стороне, с каким-то джазовым музыкантом – она не помнила, как его звали, но утверждала, что в его фамилии было что-то французское. Стефани уволилась из больницы, когда она забеременела – это случилось около 12 лет тому назад. После этого она продолжала жить со своим мужем, музыкант же был убит спустя несколько лет.
После этого Стефани провела долгое время, изучая медицинские истории, а также сообщения в старых газетах, и, наконец, вышла на Симпсонов. Сейчас все это казалось ей безумной затеей, порожденной ее надеждами и чрезмерным оптимизмом. Она чувствовала себя глупо, заявившись к этим людям и рассказывая им о своих догадках.
В комнате снова воцарилось неловкое молчание. Каждый напряженно смотрел на остальных, не зная, что сказать. Наконец, Гомер не выдержал и спросил:
— Скажите... а правда, что в настоящей больнице так же много крови, как и в сериале «Скорая помощь»?

* * *

В доме было тихо теперь. Так тихо... какая-то его часть даже скучала о ней.
Джек присел на диван, довольный тем, что снова оказался дома. Предварительные слушания прошли просто отлично – помимо прочего, его обвиняли в жестоком обращении с ребенком и в пренебрежении своими родительскими обязанностями, но его адвокат без труда добился его освобождения под залог. Суд, приняв во внимание то, что раньше Джек никогда не привлекался к суду, а также его заслуги перед обществом в прошлом, постановил освободить Джека, с одним лишь ограничением – он не имел права встречаться с дочерью. Но это мало волновало его сейчас.
Пока он сидел, обводя взглядом дом, который он превратил в тюрьму для нее, его разум снова начал возвращать его к произошедшим событиям. Картины того, как он обращался с ней, настойчиво вставали перед его глазами – это всегда происходило в те моменты, когда он пытался хоть чуть-чуть задуматься над своими поступками.
Он понимал, что иногда перегибал палку, что время от времени гнев брал в нем верх над разумом – он искренне сожалел о своих поступках, совершенных в моменты потери рассудка. Но все же ей давно пора было привыкнуть к этому – это был процесс воспитания, не более того. Может, ему и следовало вести себя чуть более мягко, но, тем не менее, все это было ради ее же пользы.
Именно эти доводы приводил отец Джека, когда он бил его в детстве. Это был процесс построения личности, ибо, прежде, чем получить любовь и уважение со стороны родителей, эти чувства нужно было сначала заслужить. Все это должно было сделать из Джека мужчину. Так оно и произошло – он стал мужчиной... только вот вопрос, каким же именно мужчиной он стал?
Больше всего Джека раздражало в ней то, что она пыталась поделиться своими проблемами с другими людьми. Выносить сор из избы в семье Фицджеральдов было не принято. Это чувство было привито Джеку еще в раннем детстве. Семьи не должны рассказывать никому о своих делах, всегда говорил Джеку его отец, заходя к нему в комнату и пошатываясь от выпивки... То, что происходило потом, было их маленьким секретом. Таким секретом, что Джек скрывал это даже от самого себя на протяжении долгих лет.
Краем глаза он заметил нечто... это была бутылка. Поднявшись, он схватил ее, и снова сел на диван, готовый утопить в ней свой истерзанный разум.

* * *

Она отсутствовала уже около часа, подумал доктор Вир. Он начал жалеть, что вообще согласился отправиться вместе с ней в Спрингфилд. Забыв про все свои обязанности на работе, Стефани занялась проблемами этой девочки – неужели она действительно верила в то, что у нее отыщутся родственники, готовые принять ее к себе?
Наконец она вышла из дома. Как ни странно, на ее лице была довольная улыбка. Очевидно, это было хорошим знаком. Женщина, которая закрыла за ней дверь, выглядела сильно озадаченной – впрочем, в этом не было ничего удивительного, подумал Вир.
Стефани села в машину. Вир улыбнулся ей как можно более нейтрально – видя радость на ее лице, он не хотел портить ее своими опасениями. Как только он завел машину и тронулся с места, Стефани нетерпеливо рассказала ему все подробности прошедшего разговора.
— Они показались мне хорошими людьми, — сияя, заключила она. — И у них уже есть двое детей! Они станут прекрасной семьей для нее.
Доктор Вир внимательно слушал, как Стефани делится своими надеждами по поводу будущего девочки, пока не почувствовал, что нужно вмешаться.
— Стефани, — осторожно промолвил он. — Слушай, не пойми меня неправильно, но тебе не кажется, что ты несколько торопишь события? — Говоря это, он не смотрел на нее – он хотел высказать то, что чувствовал, и не хотел, чтобы она перебивала его. — Я хочу сказать... да, конечно, Лиза очень милый ребенок, и я буду только рад, если она обретет свое счастье, но все же у меня такое ощущение, что... что это превратилось для тебя в какой-то личный каприз.
Итак, он все-таки сказал ей эти слова. На несколько мгновений в машине воцарилось молчание. Краем глаза он видел, как Стефани внимательно смотрит на него, затем она отвернулась и начала смотреть в окно. Издав сердитый вздох, в котором чувствовалось разочарование в человеке, который не желал понять ее стремления помочь ребенку, она ответила:
— Дэйв, ты ведь знаешь, что произошло со мной, когда я была ребенком. Думаю, нет нужды рассказывать тебе, через что я прошла тогда, — сказала она. В ее голосе не было гнева – он звучал почти нейтрально, лишь нотка упрямства и затаенной боли была в нем. — И знаешь, что я скажу? Когда ты становишься взрослым, нет ничего хуже, чем знать, что то же самое сейчас происходит с другим ребенком. И я не собираюсь сидеть сложа руки, я должна помочь ей, чем только смогу.
— Но ты же не можешь помочь так каждому своему пациенту! — воскликнул Вир.
— Если придется – смогу.
Доктор Вир покачал головой. Он знал, что она делает хорошее дело, и, по сути, ему было нечего возразить ей. И все же он попытался:
— Но разве эта затея не кажется тебе немного... м-м-м, опасной? Я имею в виду, что эти люди могут просто не знать, как быть с Лизой, а ты вручаешь ее им чуть ли не насильно. Что, если Лиза вновь начнет питать надежды, услышав обо всем этом, а они не оправдаются? Мне кажется, несправедливо причинять ей еще большую боль.
— Думаешь, я этого не понимаю? — резко ответила она. Она потратила столько энергии и сил, стараясь устроить жизнь этого ребенка, что теперь ей казалось, что Вир нападает персонально на нее.
— Пойми, я не хотел оскорбить тебя, — вздохнув, ответил Вир. — Просто мне кажется, что ты слишком погрузилась в эту историю. Разве всем этим не должны заниматься социальные службы?
— Можно подумать, они способны сделать для нее что-нибудь действительно полезное. Максимум, на что их хватит – это поместить Лизу в один из детских домов, — ответила Стефани цинично.
— Ну и что в этом такого плохого?
— Я расскажу, что в этом плохого. — Голос Стефани звучал тихо и напряженно, словно она воскрешала в себе воспоминания, давно преданные забвению. — Ты уже видел, как она ведет себя в больнице. Она не общается ни с кем, и впадает в панику, стоит лишь кому-либо пройти рядом с ней. Ей требуется внимание и участие, ничего этого в детском доме она не получит. Поверь мне, она не сможет перенести даже нескольких минут жизни в таком месте. — Вир открыл рот, чтобы вставить пару слов, но она продолжила дальше. — Хорошо, допустим, она будет жить там. И что дальше? Когда ей исполниться шестнадцать, ее просто выбросят на улицу, и один Бог знает, что случится с ней потом! Я не хочу, чтобы это произошло...
Ему не хотелось признавать свое поражение в споре, но он мог понять ее точку зрения – равно как и был согласен с ее оценкой жизни в детском доме. Было очевидно, что Стефани, пройдя через это в прошлом, получила весьма печальный опыт – боль, звучавшая в ее голосе, выдавала ее. Слушая ее горячие аргументы в защиту Лизы, Вир понял, что она окончательно все решила... и любому, кто посмеет встать у нее на пути, сильно не поздоровится.

* * *

Мардж сидела за столом, глядя на конверт. Она прекрасно знала, откуда он – на конверте стояла большая печать со словами «ЦЕНТРАЛЬНАЯ БОЛЬНИЦА ШЕЛБИВИЛЛЯ». Ей отчаянно хотелось распечатать его, чтобы узнать результаты, но она решила дождаться возвращения Гомера, чтобы сделать это вместе.
За всю прошедшую неделю она ни разу нормально не выспалась – мысли не давали ей покоя. Неужели у нее есть племянница, о которой она ничего раньше не знала? Это не особенно удивило ее – подобные вещи были вполне в духе Шона, это было одной из причин, почему они почти не общались в прошлом. После того, как... как он ушел в мир иной, Мардж не раз жалела о том, что не поддерживала отношений со своим младшим братом, и редкий день проходил без того, чтобы Мардж не пожелала, чтобы события сложились хоть как-нибудь иначе в его жизни...
Сестра Стенвей оставила Мардж фотографию девочки... Лиза, так ее звали. Мардж не хотела делать никаких заключений до того, как увидит результаты теста, и все же внешнее сходство было несомненным – девочка определенно выглядела, как Бувье.
Мардж достала фотографию и посмотрела на нее еще раз. Сестра Стенвей сделала снимок, когда Лиза спала в своей постели – она выглядела так безмятежно, подумала Мардж. На ее лице не отражалось ничего, что могло быть свидетельствовать о пережитом ей в прошлом. Мардж в ужасе выслушала рассказы медсестры о тех испытаниях, через которые прошла Лиза – и по мере того, как она непроизвольно все сильнее и сильнее привязывалась к девочке, эти кошмары начали преследовать ее саму по ночам. Даже понимая, что может еще пожалеть об этом в будущем, Мардж, тем не менее, уже начала относиться к Лизе, словно к своей родной дочери.
Она уже успела подробно обсудить с Гомером все, касающееся девочки. Конечно же, он не был уверен, как им следует поступить, но Мардж хорошо поработала над ним, убедив Гомера в том, что, если Лиза действительно является их родственницей, они должны принять ее в свой дом. У них уже появлялись мысли о том, чтобы завести еще одного ребенка в будущем, и Мардж не видела теперь необходимости приносить новое дитя в этот мир, если в нем уже есть одно – живое, дышащее воздухом, отчаянно нуждавшееся в семье. (Разумеется, нам никто не мешает повторить те же самые движения, хоть и не желая завести ребенка, хитро заявила она Гомеру, заставив его улыбнуться.) И она наконец изменила свое мнение насчет денег, завещанных ей Шоном – с ними появление еще одного ребенка в семье не станет проблемой, к тому же она наконец-то сможет сделать что-нибудь для своего брата – даже если она не в силах помочь ему теперь, она сможет помочь его дочери. Разумеется, если она действительно является его дочерью...
Последние несколько дней, прошедшие с тех пор, как она впервые услышала о Лизе, были одними из самых трудных в ее жизни. Мардж пыталась разобраться в своих чувствах, в своей собственной душе. Решение, которое они приняли с Гомером, было не из легких, особенно на фоне переполнявших ее эмоций. Неужели теперь всему этому суждено исчезнуть? Ответ на этот вопрос лежал внутри конверта на столе. Ожидание было мучительным.
Наконец Мардж услышала, как ключ поворачивается в двери. Гомер! Ждать осталось совсем недолго. У нее было достаточно времени осознать возможные последствия того, что несло в себе это письмо, и сейчас она вновь ощутила всю степень важности происходящего...
Гомер зашел на кухню, громко рассказывая о том, что на этот раз Ленни сотворил с пончиками во время обеденного перерыва. Когда он увидел жену, сидящую за кухонным столом, он остановился на полуслове.
— Пришли результаты из больницы, дорогая? — спросил он. Мардж кивнула головой.
— Я решила дождаться тебя, чтобы мы могли узнать их вместе, — сказала она мягко.
Гомер положил руку Мардж на плечо, с волнением наблюдая, как она распечатывает конверт и достает из него сложенный лист бумаги. После тяжелой паузы Мардж протянула письмо ему.
— Не могу прочитать, — выдавила она. — Я слишком волнуюсь.
Гомер взял письмо и начал читать его вслух.
— Дорогая миссис Симпсон, бла-бла-бла, так, результаты теста на ДНК выявили... убедительную степень сходства генотипов... Мардж, что это значит?
Мардж выхватила письмо у него из рук и быстро пробежала его глазами.
— Это значит, — произнесла она, счастливо улыбаясь, — что нам придется рассказать Барту и Мэгги об их новой двоюродной сестре.

[Nick_96]

——— ЧАСТЬ 2 ———

Лиза нервно сидела на своей кровати – ей не верилось, что она покидает больницу сегодня. Она находилось здесь уже около месяца, и за это время успела привыкнуть к ней. Все медсестры вели себя с ней... так мило. Никто из них даже ни разу не повысил своего голоса, разговаривая с ней, никто, как казалось Лизе, не ненавидел ее здесь... более того, некоторым она даже понравилась. Это ощущение было совершенно новым для Лизы. И вот, сегодня все это могло закончиться навсегда.
Тем не менее, не все было так плохо – после долгих трудов, сестре Стенвей удалось разыскать семью ее настоящего отца. Она была таким замечательным человеком, подумала Лиза... несмотря на то, что сама она даже не знала имени своего настоящего отца, ей удалось найти его родственников. Похоже, они были хорошими людьми – они согласились принять ее к себе, они даже купили одежду, которая сейчас была на ней. И все же Лиза сильно волновалась. И сестра Стенвей, и ее новая семья знали ее слишком короткое время, у них просто не было времени познакомиться с ней получше. Джеку потребовались годы, чтобы понять, каким отвратительным человеком она была... и Лиза боялась, что с семьей Симпсонов рано или поздно произойдет то же самое. Думая об этом, она со стыдом призналась самой себе, что вряд ли сможет пройти через все это снова.
Стефани подошла к ней, и, заметив обеспокоенное выражение у нее на лице, тепло улыбнулась.
— Ну что, Лиза, ты готова встретить сегодняшний день?
Лиза грустно посмотрела на медсестру. Стефани была единственным человеком, кому она могла довериться и на кого могла положиться, и вот теперь медсестра уходила из ее жизни. Лиза понимала, что когда-нибудь этот момент все равно наступит, и старалась подготовиться к нему... но сейчас она не могла ничего с собой поделать, ее переполняли эмоции, и Лиза почувствовала, что плачет – она не делала этого уже несколько недель.
— Лиза, что случилось? — спросила Стефани, садясь рядом с девочкой и глядя ей в глаза.
Лизе не хотелось говорить ей обо всем – ей было просто стыдно.
— Я... я не хочу уезжать отсюда, — грустно ответила она. — Я буду скучать по вам. Еще никто раньше не был так добр со мной. Вы... вы моя единственная подруга!
Стефани обняла Лизу и крепко прижала ее к себе.
— Лиза, — произнесла она утешительно. — У тебя еще будут друзья! Вот, держи, — добавила она, доставая из кармана визитку. — Здесь мой номер телефона. Если тебе когда-нибудь захочется поговорить со мной – просто позвони.
Лиза приняла клочок бумаги, слабо улыбнувшись сквозь слезы.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Стефани положила руку Лизе на плечо. Ей тоже будет не хватать этой девочки – несколько последних недель, проведенных в больнице, были самыми приятными за всю ее карьеру. Ей было немного стыдно, что ребенок уходит из ее жизни, но в то же время она чувствовала радость, зная, что впереди ее ждет настоящий дом.
— Так ты готова отправиться вместе с ними в свой новый дом? — спросила она.
Лиза взглянула на нее неуверенно. Стефани внимательно посмотрела в ее глаза. Заглянув в глаза человека, можно многое прочитать в них, всегда говорила она. Она хорошо помнила пустоту и безысходность в глазах Лизы, когда она только-только оказалась в больнице, и теперь Стефани с удовлетворением отметила, что с тех пор прошло немало времени. Конечно, предстояло проделать еще немало работы – ее глаза по-прежнему светились болью и страхом, но теперь к ним добавился слабый огонек надежды.
— Но что, если я им не понравлюсь? — спросила Лиза озабоченно. Это был тот самый вопрос, который не давал ей покоя последние дни.
— Ну конечно, ты им понравишься, Лиза, — уверенно ответила Стефани. — Более того, я готова поспорить, что они полюбят тебя.
Стефани вдруг почувствовала, что Лизу заботит не только это. Она всегда гордилась своей проницательностью, и видела, что было еще что-то, что не давало ей покоя.
— Ты думаешь о своем отце, верно? — спросила она.
Лиза кивнула головой. Она уже знала о том, что против ее отца выдвинули официальное обвинение. Ее душа разрывалась – часть ее по-прежнему чувствовала стыд за то, что она вновь причиняет ему неприятности, но другая ее часть желала расплаты за тот кошмар, через который этот мерзавец заставил ее пройти. Хотя самым ярким чувством, которое она испытывала, думая об отце, по-прежнему оставался панический ужас.
— Он никогда не любил меня. Что, если он станет меня преследовать? — спросила она испуганно.
— Он не имеет права преследовать тебя, — ответила Стефани. — Если он попробует хотя бы приблизиться к тебе, его сразу же посадят в тюрьму. Не беспокойся об этом, Лиза – ты его никогда больше не увидишь!
К сожалению, Лизу это не убедило.
— А как же суд? — прошептала она тихо.
Стефани вздохнула. Полицейский, разговаривавший с Лизой, высказал опасения, что, возможно, ей придется дать показания против Джека в суде. Стефани понимала, насколько тяжело это будет для Лизы – мало того, что сам судебный процесс станет для нее очередным испытанием, ей еще и придется встретиться там со своим отцом лицом к лицу. Стефани не хотелось бы встретиться снова со своим собственным отцом при таких обстоятельствах...
— Ох, Лиза. Мне так жаль, что тебе приходится пройти через все это. Ты этого не заслужила... — Стефани почувствовала, что у нее на глазах выступили слезы.
— Папа всегда говорил, что да...
Стефани снова обняла девочку.
— Лиза, послушай меня. Если ты не хочешь больше видеться с ним – не надо. Не позволяй отныне никому заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь, договорились?
Лиза вновь согласно кивнула головой.
— И, Лиза, пожалуйста, береги себя. Ты прекрасная девочка, ты заслужила право быть счастливой... никогда не позволяй никому говорить о себе иначе.
— Хорошо, — тихо ответила Лиза, внезапно улыбнувшись ей.
Стефани погладила Лизу по голове. Она уже начала скучать по этой улыбке.
Как только они закончили собирать немногочисленные вещи Лизы, у Стефани в кармане громко запищал пейджер. Лиза наблюдала за тем, как она читает сообщение.
— Ну что ж, Лиза, — вздохнула она. — Вот, кажется, и все. Они приехали.
Лиза вытащила кое-что из-под подушки и робко протянула Стефани.
— Это вам, — сказала она. — И всем остальным. Вы были так добры со мной.
Стефани взглянула на подарок – это была самодельная открытка, небольшой лист бумаги, сложенный вдвое и ярко раскрашенный. На открытке на удивление красиво были нарисованы улыбающийся доктор и медсестра. Внутри открытки Лиза написала несколько благодарных строк.
— Я понимаю, это немного... но мне хотелось что-нибудь сделать для вас, — добавила Лиза.
Стефани улыбнулась, тронутая до глубины души.
— Лиза, это просто замечательно, — сказала она искренне, и вновь улыбнулась, увидев в ответ довольное выражение на лице девочки. — Позволь, я провожу тебя.
И, взяв Лизу за руку, Стефани повела ее к выходу, навстречу ее новой жизни.

* * *

Лиза смотрела в окно машины на темную ночь снаружи, бросая последний взгляд на город, в котором прожила столько лет. Мимо них проплывали хорошо знакомые места... возможно, в последний раз. Глядя на них, она не испытывала почти никаких эмоций. Эта глава в ее жизни отныне была закрыта.
Отвернувшись от своего прошлого, Лиза посмотрела на свое будущее – дядю Гомера и тетю Мардж. Они были ближайшими родственниками ее отца – ее настоящего отца. Это было даже забавно, ведь она никогда не видела его, и не знала, кем он был, но сестре Стенвей удалось найти его сестру. Вспомнив о Стефани, Лиза непроизвольно погладила рукой ожерелье у себя на шее – единственный подарок, который она получила за долгое время, напоминание о человеческой доброте, которой ей так не хватало.
Мардж обернулась и улыбнулась своей племяннице.
— Как ты себя чувствуешь, Лиза? — спросила она. — Я уже рассказала Барту и Мэгги о тебе. Им не терпится познакомиться с тобой!
Это было что-то новенькое, подумала Лиза. Оказывается, у нее есть двоюродные брат и сестра, которых она никогда раньше не видела. Что они подумают о ней? Лиза терялась в догадках, как ей следует вести себя в новом доме – она не хотела сделать что-нибудь неправильно и опозориться перед остальными слишком быстро. Ей просто хотелось остаться в этом доме как можно дольше... Мардж и Гомер казались очень милыми людьми, и не собирались причинить ей вред. Но ведь и Джек когда-то раньше был таким...
Заметив краем глаза, что они покинули пределы города, Лиза снова посмотрела в окно, наблюдая за тем, как Шелбивилль постепенно уменьшается в размерах, растворяясь в ночи. Внезапно ее сердце екнуло – они проехали мимо того самого дома, в котором она жила когда-то с родителями в те давние счастливые времена, когда она была совсем ребенком. Почти все воспоминания, связанные с ее городом, были невеселыми, но этот дом, стоявший особняком и окруженный бесконечными полями, по-прежнему напоминал ей о прекрасных временах ее невинного детства. Мысль о том, что она никогда больше не сможет вернуться сюда, немного огорчила ее... но всего лишь на минуту. Сейчас Лизу более заботило ее будущее, нежели то, что осталось в прошлом.
Остаток путешествия прошел в молчании. Мардж рассеянно смотрела в окно, глубоко погрузившись в свои мысли. Ее материнские инстинкты ожили в ней с новой силой, стоило лишь ей узнать о существовании Лизы, и когда она услышала о тех испытаниях, через которые прошла девочка, она уже не могла сопротивляться им. Теперь Лиза стала частью их семьи. Осознав наконец этот простой факт, Мардж начала лучше понимать, какие последствия он влечет за собой... конечно, это будет непросто для всех них.
Во всем этом был еще один момент, который Мардж должна была прояснить для себя. Она не знала всех подробностей того, что случилось с Лизой в прошлом, но само осознание того, КАК некоторые люди могут обращаться с невинным ребенком, повергло ее в шок. Мардж считала себя любящей матерью, и дала себе слово всегда оставаться такой же и по отношению к Лизе.
Гомер, сидевший за рулем, также испытывал сострадание к Лизе. В отличие от своей жены, он вовсе не был уверен, что им следовало взять ее к себе домой, но она выглядела вполне славным ребенком (эх, если бы парень вел себя так же воспитанно, как она...), и он понимал, как много для Мардж значит забота о дочери ее брата. По мере того, как они приближались к Спрингфилду, в нем росло чувство неуверенности. Он надеялся, что ему не придется высказывать по отношению к Лизе слишком много внимания или участия – он не был создан для подобных эмоций, редко демонстрируя их даже своим собственным детям, и обычно оставлял такие вещи на усмотрение Мардж.
Больше всего его сейчас заботило, не забыл ли Барт записать матч по женскому волейболу на видеокассету.
Когда они подъехали к Спрингфилду, было уже очень поздно. В машине было успокаивающе тихо, и Лиза, равнодушно глядя на темные силуэты зданий, проплывающие мимо ее окна, начала понемногу проваливаться в сон. Прошло какое-то время, и Лиза почувствовала, что машина остановилась и кто-то мягко трясет ее за плечо.
— Мы приехали, Лиза, — сказала Мардж с улыбкой. — Вот твой новый дом!
Наполовину проснувшись, Лиза вылезла из машины и нервно уставилась на дом. Ей стало страшно – ведь это была реальность. Находясь в безопасности на своей больничной постели, Лиза позволяла себе помечтать о жизни в новом доме – она мысленно повторяла эту сцену десятки раз. Но сейчас, испытывая это по-настоящему, Лиза чувствовала себя неуверенной и беззащитной, ведь все происходило на самом деле, и рядом с ней не было сестры Стенвей или кого-нибудь еще, кто мог бы сказать ей, что все будет хорошо. Все это начало казаться ей не самой лучшей затеей. Когда она жила с Джеком, она, по крайней мере знала, чего ей следует ожидать от него, но сейчас перед ней простирался совершенно незнакомый путь... конечно, она была полна радужных надежд, но после долгих ночей, проведенных в бесплодных мечтах о том, чтобы ее мама вернулась к ней, она прекрасно знала, как опасны могут быть мечты, если они не сбываются.
Перед ней был самый большой шанс в ее жизни!
Но что, если она скажет что-нибудь не то? Что, если она сделает что-нибудь не так?
Побьют ли они ее за это, выбросят обратно на улицу, или сделают что-нибудь еще хуже?
Она столько мечтала об этом моменте в своей жизни, что теперь была в ужасе от того, что может упустить свой шанс. Что, если они ее не примут, если она не понравится им? Она не выдержит, если они начнут вести себя с ней так же, как Джек.
Лиза почувствовала, что впадает в панику. Ее желудок начало сводить спазмами от страхов и переживаний, которые она уже столько раз испытывала в своей жизни. Ощутив, как кто-то взял ее за руку, Лиза чуть не подпрыгнула от неожиданности. Мардж смотрела на нее с приветливой улыбкой.
— Пойдем в дом, милая, — сказала она и они зашли внутрь.
Первой вещью, поразившей Лизу, стало то, как сильно этот дом был похож на ее дом... на ее старый дом. Внутри было тепло, и из кухни доносился приятный запах ужина. Лиза, ощутив до боли знакомое чувство голода у себя в желудке, позволила себе робкую надежду, что ей тоже достанется что-нибудь. Стоя неподвижно в прихожей, она наблюдала за тем, как Гомер зовет Барта и Мэгги.
Лиза помнила, как она всегда боялась других детей – иногда издевательства, которым ее подвергали в школе, были похлеще тех, что ждали ее дома. За последние несколько недель ее доверие ко взрослым начало понемногу восстанавливаться, но она по-прежнему боялась всех тех, кто был ее возраста – она не могла припомнить, когда ее одноклассники последний раз были хоть отдаленно вежливы с ней, зато сцены глумления со стороны тех, кого она считала своими друзьями, всплыли в ее сознании весьма быстро и отчетливо. Она знала, что это будет самой сложной частью ее вступления в семью Симпсонов. Если она сможет познакомиться с их детьми, не настроив их сразу против себя, все будет отлично...
Прошла еще пара секунд, и в дверях гостиной показались Барт и Мэгги.
— Дети, познакомьтесь с Лизой, вашей двоюродной сестрой, — сказала Мардж, по-прежнему улыбаясь.
— Привет, — произнесла Лиза примирительным тоном, и стала напряженно ждать их реакции.
С маниакальной улыбкой на лице, Мэгги протопала к Лизе, и непринужденно обняла ее руками.
— Меня зовут Мэгги! — громко и тщательно произнесла она.
Невольно улыбнувшись, тронутая ее энтузиазмом, Лиза наклонилась и обняла ребенка, после чего выжидательно посмотрела на Барта.
— Привет, — голос Барта был холоден. — Я Барт.
Лиза почувствовала, как упало ее сердце, когда она услышала его неприветливый тон. Он напомнил ей хорошо знакомую сцену из ее прошлого... когда учительница в школе заставляла кого-нибудь извиниться перед Лизой за свой поступок, их извинения звучали именно так... лучше всяких слов они говорили ей, что ожидает ее в будущем, когда учительница вновь отвернется. Только этого ей сейчас не хватало.
Словно ребенок со своей новой игрушкой, Мардж вновь взяла руку Лизы в свою, и начала показывать ей дом. Лиза не могла не заметить, какой хорошей хозяйкой была Мардж – она показывала ей буквально каждую мелочь, попутно подробно рассказывая обо всем. Остальная семья следовала за ними, по большей части из любопытства, и Лиза старалась не спускать глаз с Барта.
Наконец, завершив свою экскурсию на втором этаже, Мардж подвела Лизу к двери в конце коридора.
— А это – твоя комната, Лиза... — произнесла она, распахнув дверь.
Лиза посмотрела на комнату в изумлении. Ее не слишком волновало, где именно ей придется спать, но то, что ей дали целую комнату, поразило ее. Собственная комната... Сейчас она была практически пустой, за исключением кровати и пары пустых полок на стене, но она принадлежала ей. Повернувшись, Лиза благодарно обняла Мардж.
— Спасибо вам, — сказала она со слезами на глазах. Мардж нежно вытерла рукой ее щеку.
— Не за что, милая. Эта комната все равно была свободна.
— Все равно... это так мило с вашей стороны... — Лиза радостно вздохнула, и, не зная, как закончить фразу, уткнулась лицом в платье Мардж. Ей до сих пор не верилось, что все это происходит на самом деле... после нескольких лет бесплодных надежд – сначала сестра Стефани, теперь это.
— Мы всегда рады помочь, — счастливо ответила Мардж.
Лиза посмотрела на остальную семью, неуверенно стоявшую у Мардж за спиной. Мэгги была в восторге, внезапно заполучив себе сестру, и даже Барт не выглядел сейчас таким отчужденным, каким был еще несколько минут назад. Гомер просто излучал удовлетворение, все следы сомнений исчезли с его лица – было очевидно, что он также был тронут ситуацией. Он быстро вернулся в свое обычное состояние, когда запах еды достиг второго этажа.
— Мардж, мне кажется, ужин готов, — глубокомысленно заявил он. — Все за стол.
* * *

Через какое-то время вся семья дружно обедала в столовой. Не обращая внимания на ощущение неловкости, Лиза начала чувствовать гордость, сидя с ними за одним столом – было здорово ощущать себя принятой ими. Единственное, что продолжало волновать ее, это был Барт. Она не вполне понимала, чем была вызвано его недружелюбное отношение к ней, но он выглядел таким отчужденным, таким холодным...
Она также видела, что никто за столом не чувствовал себя достаточно свободно. Возможно, дело было в ней самой – они пытались втянуть ее в разговор, но это было непросто. Лиза не хотела задумываться об этом сейчас, она просто чувствовала себя счастливой, находясь в их компании, чувствуя себя одной из них. Снаружи хлестал дождь, и Лиза знала, как холодно сейчас было бы ей в доме Джека (разумеется, если бы он вообще пустил ее в дом). Здесь, в тепле, Лиза чувствовала себя в безопасности, чего не помнила уже долгие годы.
Когда ужин подошел к концу, Мардж начала убирать тарелки со стола, и Лиза решила, что ей тоже следует сделать что-нибудь.
— Разрешите помочь вам, миссис Симпсон? — спросила она.
Мардж улыбнулась.
— Лиза, совсем необязательно называть меня миссис Симпсон... меня зовут Мардж. Если ты правда хочешь помочь, давай вместе принесем десерт из кухни. Кстати, спасибо за предложение, очень приятно было услышать это.
Лиза встала со стула и они вместе направились на кухню. Когда они вернулись обратно с мороженым, Барта не было за столом.
— Он ушел... сказал, что должен кое-что сделать, — объяснил Гомер с набитым ртом.
— Хммм... странно, это совсем не похоже на Барта – пропустить десерт, — задумчиво ответила Мардж.
Она посмотрела на обеих девочек – Мэгги, как обычно, размазала больше мороженого по себе, чем съела, а Лиза печально смотрела на свою порцию безо всякого аппетита.
— Лиза, что случилось? Тебе не нравится мороженое? — спросила Мардж.
— Нет... очень нравится, спасибо, — улыбнулась Лиза. — Просто... когда я видела мороженое в прошлый раз... его дала мне моя мама. Это было в ту ночь, когда я в последний раз видела ее, — тихо закончила она.
Мардж вздохнула. Она не знала, что именно произошло между родителями Лизы, но ей казалось странным, что ее мать просто взяла и исчезла. Как можно было поступить так со своим ребенком? Мало того, что она бросила свою дочь, она еще и оставила ее один на один с этим монстром... Мардж наклонилась вперед и сжала руку Лизы, пытаясь хоть как-то утешить ее.
— Милая, ты, наверное, очень скучаешь по ней, — произнесла она.
Лиза грустно посмотрела Мардж прямо в глаза – она не так давно знала эту женщину, но чувствовала, что ей можно довериться.
— Да, это так, — ответила она. — Мардж, скажите, за что она так ненавидит меня?
— О, Лиза, она вовсе не ненавидит тебя! — быстро ответила Мардж, никак не ожидавшая услышать такое из уст ребенка. Ей вдруг сильно захотелось высказать Лизе все, что она на самом деле думает об ее матери, но она сдержала себя.
— Тогда почему она бросила меня? — спросила Лиза, снова чувствуя, как слезы выступают у нее на глазах. Она дала себе слово не плакать в их присутствии, она не хотела, чтобы ее считали маленьким ребенком...
Мардж поднялась из-за стола и подошла к ней.
— Я не знаю, Лиза, — ответила она наконец. — К счастью, теперь у тебя есть мы.
Гомер взял Мэгги на руки и вышел с ней в гостиную, оставляя их наедине друг с другом. Лиза благодарно улыбнулась Мардж.
— Вы все так добры ко мне. Я не знаю, как отплатить вам за это...
— Лиза, ты не должна ни за что платить. Ведь мы – твоя семья, и мы любим тебя, — улыбнулась Мардж в ответ.
МЫ – ТВОЯ СЕМЬЯ, И МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ. Лиза снова и снова повторяла про себя эти слова. Часть ее до сих пор отказывалась поверить в них... и все же эти слова наполнили ее душу теплом.
— Мардж? — вдруг спросила Лиза. — Каким был мой папа?
Мардж неохотно вздохнула. Сестра Стенвей уже рассказала Лизе кое-что об ее отце, но Мардж понимала, что этого было недостаточно, и что ей придется рассказать Лизе больше. Но сегодня и без того был такой тяжелый день... ей очень не хотелось поднимать эти мрачные воспоминания сейчас. Кроме того, несмотря на свое намерение быть откровенной с Лизой, она понимала, что некоторых подробностей жизни Шона девочке ее возраста знать совсем необязательно.
— Ну... — Мардж задумалась. Нужно было сказать Лизе что-нибудь о нем... что-нибудь хорошее, если удастся. — Он был... хммм, он был музыкантом. Очень талантливым музыкантом.
— Правда? — отозвалась Лиза с неожиданным энтузиазмом, ее глаза загорелись. — Я тоже играю на саксофоне! То есть играла... пока мой отец не отобрал его.
Мардж молча погладила ее по голове. Что еще этот негодяй мог сотворить с ней? Посмотрев на наручные часы, Мардж отметила, что было уже очень поздно – Мэгги давно пора было спать. Мардж собиралась утром позвонить директору Скиннеру, чтобы убедиться, что Лиза будет учиться в начальной школе Спрингфилда. Отправлять Лизу в школу не было особой необходимости, но Мардж казалось, что это поможет Лизе отвлечься от постоянных мыслей о Джеке Фицджеральде, тем более, что там будут другие дети ее возраста.
— Лиза, как насчет подняться к себе и переодеться? Я положила тебе ночную рубашку, она лежит под твоей подушкой.
Барт сидел на верхней ступеньке лестницы и наблюдал, как Лиза выходит из столовой. Не отрывая взгляда, он смотрел за тем, как она поднимается по лестнице и проходит мимо него в свою комнату. Она не смотрела на него, явно испуганная его пристальным вниманием. Он не имел против нее ничего лично, но она была в ЕГО доме, и он намерен был наглядно показать ей это. Он чувствовал слабую ревность – еще несколько недель назад в их семье все было нормально, однако, стоило лишь его родителям узнать о Лизе, как она сразу стала центром их внимания. Его не слишком воодушевляла перспектива отныне жить со своей двоюродной сестрой под одной крышей. Она была явно лишней в их семье, словно какой-то незнакомец, самозванец, непрошенный гость. Она нарушила его территорию, и поплатится за это, подумал Барт. Свежая кровь, кто-то, кто до сих пор не познал Бартова характера... да, это станет отличным развлечением.
Барт улыбнулся дьявольской ухмылкой, когда Лиза проходила мимо него. Она все же почувствовала его взгляд на себе, игнорировать его было невозможно. К счастью, она уже стояла на пороге своей комнаты.
Лиза думала так до того самого момента, пока не почувствовала ЭТО...
По-прежнему спокойно сидя, Барт усмехнулся, услышав ее дикий крик. Все сработало отлично.

* * *

Мардж бросилась вверх по лестнице, как только услышала этот крик, этот ужасный вопль, от которого кровь застыла в ее жилах... Господи, она всего лишь несколько секунд назад спокойно разговаривала с Лизой – что могло случиться за это время?
Когда она поднялась на второй этаж, она заметила Барта, стоявшего в коридоре возле ее комнаты. Оттолкнув его в сторону, она увидела Лизу... промокшая до нитки, она сидела на полу комнаты посреди огромной лужи и плакала.
Глядя на них, стоявших в дверях, Лиза начала чувствовать, как чувство шока в ней постепенно сменяется знакомым чувством безысходности и страха. Она искренне считала, что Симпсонам можно верить... и сейчас сполна расплачивалась за свою доверчивость. Какой же дурой она была, надеясь, что кто-нибудь захочет заботиться о ней! Дело было даже не в шутке, которую они подстроили для нее – она давно привыкла к холодной воде за время тех обливаний, которым подвергал ее Джек, и даже рана, которую оставило металлическое ведро у нее над глазом, мало ее волновала. Дело было в том, что они заставили ее поверить в то, что они не такие, как Джек. Сейчас она вновь чувствовала себя одинокой и напуганной... а кроме того, униженной, обманутой и разочарованной. Невероятно разочарованной.
Лиза поднялась на ноги, глядя на Барта.
— Простите меня! — сказала она, извиняясь в отчаянной надежде на то, что это удержит их от дальнейших издевательств над ней. — Я понимаю, мне не следовало приезжать сюда. — По мере того, как страх все сильнее сжимал ее своими когтями, в ее голосе появились нотки истерики. — Я... я уйду, обещаю вам! Вы же этого хотите от меня? Только... пожалуйста, оставьте меня в покое!
Мардж немедленно попыталась успокоить ее. Ошеломленный Барт наблюдал за тем, как его мать проходит мимо него в комнату, встает на колени и обнимает Лизу.
— Барт, как ты мог так поступить со своей сестрой! — рассерженно закричала она на него. — Мне стыдно за тебя!
В обычной ситуации Барт смог бы успокоить свою мать без проблем – он в совершенстве умел использовать ее материнские инстинкты себе во благо. Но на этот раз он предпочел тихо скрыться в своей собственной комнате, пока Мардж пыталась поддержать и утешить Лизу.
Лежа на своей кровати, Барт слышал, как она плачет в соседней комнате. Это было непривычно для него – каждый стон вонзался в его сердце, словно острый нож, и его желудок сжимался всякий раз, как он вспоминал ее, беспомощно лежавшую на полу... и капли крови, постепенно расплывающиеся в воде. Он проделал над людьми кучу разных шуток, различной степени тяжести, но так паршиво он чувствовал себя впервые. Так вот что это такое – угрызения совести, подумал он.
Он не хотел ни причинять ей боль, ни расстраивать ее так сильно. Он всего лишь хотел немного проучить ее. Однако то, как она отреагировала на его шутку, заставило его задуматься, действительно ли его шутки были такими смешными на самом деле – его по-прежнему преследовало выражение ее лица, смесь страха, агонии и полного отчаяния. Его мать рассказывала ему кое-что, через что прошла Лиза в прошлом, но он не обратил на ее рассказы внимания. Вновь вспоминая ее реакцию, Барт начал понимать, что она действительно испытала на себе нечто такое, чего он просто не может себе представить. Впервые в своей жизни Барт начал рассматривать последствия своих «безобидных шуток» с точки зрения жертвы, и это ему очень не понравилось – он знал, что его накажут за этот поступок, но он понимал, что заслужил это. Утром, когда Лиза немного успокоится, он извинится перед ней... и на этот раз, впервые в жизни, его извинения будут искренними.

* * *

В конце концов Мардж смогла убедить Лизу в том, что проделка Барта была лишь неудачной шуткой, что он на самом деле не хотел причинить ей вреда, и что теперь она была в безопасности. Видя, в какой глубокий ужас загнал Лизу этот случай, Мардж начала осознавать степень ущерба, который был нанесен ее личности в прошлом. Сейчас она сидела рядом с девочкой, с любовью наблюдая за тем, как она постепенно погружается в сон. Она выглядела такой спокойной во сне, подумала Мардж, просто несправедливо, что демоны ее прошлого не хотели так же оставить ее в покое и наяву. Хотя, с другой стороны, Мардж подозревала, что ее сны были вовсе не такими безобидными, как казалось со стороны.
К сожалению, она была права.
Это был все тот же сон – но от этого ничуть не менее страшный. Лизе снилось, что она гуляет солнечным летним днем среди цветов и зеленых деревьев, держа за руку свою мать. Затем, без предупреждения, сцена изменилась – чужая рука сжимала ее ладонь все сильнее и сильнее, пока не стала причинять ей нестерпимую боль. Посмотрев вверх, Лиза увидела Джека, с ненавистью глядевшего на нее. Температура вокруг нее упала почти моментально, она осознала, что находится в темном, холодном лесу. Мертвые уродливые деревья медленно качали своими пустыми ветвями, словно предвестники смерти. Последнее, что запомнила Лиза – это непередаваемый ужас, который она почувствовала, видя, что вновь оказалась во власти Джека... Затем она проснулась.
Лиза села на своей кровати, содрогаясь. После кошмаров ей всегда требовалось несколько секунд, чтобы понять, где она находится, тем более, оказавшись в таком странном месте. Когда она более или менее вернулась к реальности, она спросила себя, смогла ли на этот раз удержаться от крика. Когда ночные кошмары начали преследовать ее регулярно, Лиза обычно просыпалась с громким криком ужаса, словно пробивая им себе дорогу наружу. Джеку сильно не понравилась перспектива внезапно просыпаться посреди ночи от ее криков, и ей быстро пришлось научиться контролировать себя... просто из желания выжить, а не по какой-либо иной причине. Поэтому в последнее время, даже находясь далеко от него, Лиза почти всегда просыпалась беззвучно.
По-прежнему дрожа в темноте, Лиза сидела неподвижно еще около минуты, прежде чем вылезти из кровати. Ее тело было мокрым от пота, и, как обычно, она решила, что немного свежего воздуха поможет ей придти в себя. Не без труда открыв окно своей комнаты, Лиза начала понимать, что это был совсем не пот.
Включив лампу, Лиза сдернула с кровати покрывало, и увидела на матрасе темное пятно. Вспомнив, что случилось с ней в тот раз, когда она стояла перед зеркалом в доме Джека, она вновь ощутила то же самое чувство стыда и ужаса перед возможными последствиями ее поступка.
Чувствуя, что понемногу впадает в панику, Лиза взглянула на небольшие электронные часы, стоявшие рядом с кроватью. «Зачем они купили мне все эти вещи?» – подумала она угрюмо. – «Я не заслужила их... тем более, поступая так, как сейчас». Было чуть более полуночи – к счастью, все давно уже должны были спать. Она начала лихорадочно размышлять, как можно скрыть свой поступок, и избежать наказания за него. Мысленно перебрав несколько идей, и отвергнув их все, Лиза наконец сдалась, и снова села на мокрую кровать, тихонько плача.
В это время Гомер как раз поднимался по лестнице. Этим вечером он засиделся допоздна, смотря мексиканские комедии по кабельному, и сейчас засыпал на ходу. Проходя мимо Лизиной комнаты, он внезапно услышал, как она плачет. Остановившись перед ее дверью и мучительно размышляя, стоит ему вмешиваться или нет, он наконец неуверенно постучал в дверь и зашел внутрь.
Лиза медленно подняла взгляд на открывающуюся дверь. Ее сердце упало, когда она увидела Гомера на пороге ее комнаты. Ну вот и все, подумала она. Она даже не задумывалась над тем, что ее ожидает – что бы это ни было, она заслужила это. Раньше она стала бы просить не наказывать ее слишком сильно... но те времена давно прошли, и она успела подчиниться своей судьбе. Она знала, что гораздо проще поскорее получить свое наказание и жить с ним дальше.
Гомер посмотрел на нее, осторожно садясь рядом с ней на кровать. У Лизы был настолько печальный взгляд... слезы блестели у нее на лице в лунном свете, когда она посмотрела на него, дрожа от страха. Гомер относился к Лизе весьма спокойно до этого момента, но теперь он не мог просто взять и уйти. Как можно более осторожно, он положил руку ей на плечо.
— Лиза, — произнес он. — Что случилось?
Лиза вздохнула. Очевидная попытка Гомера вести себя с ней заботливо пугала ее – было ли это очередной шуткой? Лизе вдруг страстно захотелось, чтобы рядом с ней оказалась Мардж. Или сестра Стефани.
— Мне... — прошептала она, запинаясь. — Мне приснился страшный сон. Когда я проснулась, то увидела... это. Я сделала это не нарочно, клянусь! Пожалуйста, не бейте меня...
— Бог мой, Лиза, я и не собирался! — ответил Гомер, изумленный тем, что кто-то мог о нем так подумать. Конечно, общаясь с Бартом, он нередко терял терпение... но он никогда не смог бы ударить ребенка. — Все в порядке, милая. В этом нет ничего страшного, любой ребенок может проснуться в мокрой постели... даже Барт.
Лиза удивленно посмотрела на него.
— Правда? — промолвила она.
— Ну конечно, постоянно... до недавнего времени ему приходилось даже спать в подгузниках, — ответил Гомер. Разумеется, это было враньем, но оно помогло Лизе успокоиться. Понадеявшись, что ей не придет в голову рассказать обо всем этом Барту, Гомер продолжил: — Лиза, пожалуйста, не думай, что кто-нибудь из нас захочет тебя ударить. Конечно, я понимаю, что по сравнению с тетей Мардж родитель из меня никакой, но все же... мы все заботимся о тебе, и никто из нас не желает причинить тебе вреда.
Фуф, он все-таки сказал ей это. До чего же непросто быть хорошим отцом... Но, с другой стороны, Лиза улыбалась сейчас, и ему даже не пришлось звать Мардж на помощь. Осталось решить последнюю проблему – постель Лизы по-прежнему была мокрой, и спать в ней было нельзя. Что ж, он знал, как им следовало поступить.
Прошло несколько минут, и Лиза обнаружила, что лежит между Мардж и Гомером, в их кровати. Это напомнило ей давно забытую сцену из ее детства... когда она тихонько забиралась ночью в постель к родителям, чтобы спать вместе с ними. Она уже давно не чувствовала себя так хорошо, тепло и спокойно. Медленно погружаясь в сон, Лиза поняла, что совсем не боится темноты, окружающей ее – наоборот, ей хотелось, чтобы этот момент не заканчивался никогда. Здесь она была в полной безопасности – даже Джек не сможет добраться до нее здесь.

[Nick_96]

* * *

Лиза была не единственной, кого мучили кошмары этой ночью. Джеку тоже приснился сон... он снова видел ту девочку, пытавшуюся дотянуться до его руки него своей крошечной ладошкой. Ее лицо было искажено ужасом... и вновь Джек услышал ее жуткий крик, который всегда пробирал его до костей, один из тех криков, которые, наверное, издавали грешники в аду. Затем он снова увидел ее лицо перед собой – на этот раз оно не выражало никакого страха, но вместе с ужасом ушел и блеск из ее глаз, сменившись вечным покоем смерти...
Проснувшись, Джек почувствовал, что дрожит, отчасти от гнева. Со дня того происшествия прошли уже годы, и со временем все эмоции, которые этот случай вызывал в нем, изменились – чувства горя, сожаления и вины постепенно переродились в ярость и гнев, одни из самых простых человеческих эмоций. После того события друзья не раз предлагали ему помощь психолога, чтобы справиться со своей депрессией, но он неизменно отвергал подобные предложения – не только потому, что считал это недостойным настоящего мужчины, но и потому, что боялся, что кто-нибудь сможет проникнуть в его сознание слишком глубоко... настолько глубоко, чтобы обнаружить там демонов, все это время пожиравших его разум изнутри.
Сев на своей кровати, Джек вдруг осознал одну вещь – он был один. Его жена и дочь, ради которых он столько старался, покинули него. Работы у него теперь тоже не было. И как он не старался переубедить себя, он понимал, что сам виноват во всем этом. Работу ему пришлось покинуть вовсе не из-за того происшествия, а только из-за пристрастия к алкоголю, а жена и дочь ушли от него только потому, что не могли больше терпеть его бесконтрольных припадков ярости. Все, что у него осталось – это фотографии его семьи. Одна из них висела рядом с кроватью, они выглядели такими счастливыми на ней... Джек снял фотографию со стены и уставился на нее.
Он не имел даже малейшего представления, где сейчас находится Лиза, и каково ей сейчас. Его и раньше это не слишком волновало, теперь же он и подавно не испытывал к ней каких-либо эмоций. Она была всего лишь ребенком, с которым он, возможно, немного грубо обращался в прошлом, не более того. Когда ее только-только забрали от него, он почувствовал стыд за содеянное им... но не сейчас. Его собственный отец обращался с Джеком ничуть не лучше, так с какой стати он должен был демонстрировать девчонке какую-либо любовь или уважение? Она даже не была его ребенком!
Джек часто размышлял над всем этим. Он знал людей, которые прошли в детстве через жестокое обращение с ними родителей. Все они в один голос утверждали, что не хотели бы, чтобы кто-нибудь еще прошел через такие же страдания, как они. Джек не мог понять подобных заявлений – он прошел через все это, и это не убило его, даже наоборот, это сделало его сильнее. По крайней мере сам он был убежден в этом. Почему он должен обращать внимание на мнения других?
Повесив фотографию на место, Джек вылез из постели, чтобы найти что-нибудь, способное успокоить все его сомнения. Спустившись на первый этаж, он отыскал недопитую бутылку виски – это облегчит боль, подумал он. Или же сделает ее еще сильнее...

* * *

— Альт? Или тенор?
— Эммм... понятия не имею. Она никогда не говорила об этом.
— Ну... учитывая, что она играла на саксофоне, когда ей было всего восемь, скорее всего, это был тенор. — Продавец вздохнул и указал на целую стену различных диковинных инструментов. — К счастью, у нас остался один, он висит вон там. Подождите, сейчас я принесу лестницу...
Когда он забрался на лестницу за саксофоном, Мардж положила руку Барту на плечо.
— 350 долларов – немалые деньги, Барт. Ты точно уверен, что хочешь это сделать?
Барт улыбнулся, посмотрев на мать – он прекрасно знал, что она гордится им сейчас. С тех пор, как произошел тот дурацкий случай с отравлением кукурузными хлопьями, прошло уже несколько месяцев, и до сих пор он не знал, как ему поступить с полученной компенсацией – Мардж решительно отклоняла все его идеи на этот счет. Но сейчас был совсем другой случай.
— Я просто хочу показать Лизе, что правда сожалею за ту глупую шутку, только и всего. Надеюсь, ей понравится подарок. — Мардж улыбнулась в ответ. — Кроме того – вдруг в будущем она станет знаменитым музыкантом? Будет у кого занять денег в случае чего.
Продавец наконец вернулся с саксофоном и протянул его Барту. Взяв его в руки, тот сделал честную попытку издать с его помощью хотя бы пару мелодичных звуков, но очень быстро сдался. Очевидно, теперь Лизе придется решать, насколько этот сакс хорош в деле.
— Беру.

* * *

Мардж стояла, глядя на спящую Лизу – она выглядела такой спокойной во сне. По утрам в доме Симпсонов всегда творился кавардак, и будить Лиза в такую рань ей не хотелось. Но сегодня у нее не было выбора – этот день был необычным. Сегодня Лиза в первый раз отправлялась в школу.
— Лиза... Лиза... пора вставать! Просыпайся, ты ведь не хочешь опоздать сегодня?
Лиза зевнула и потянулась. До сегодняшнего дня Мардж позволяла ей вставать тогда, когда она сама захочет, так что ей потребовалась пара минут, чтобы придти в себя. Мардж была права – она не хотела опоздать в школу. Точнее говоря, ей не хотелось идти туда вообще.
— Давай скорее приходи в себя и одевайся, милая. Я приготовлю тебе завтрак. — Мардж вышла из комнаты и поспешила на кухню, слыша, как Барт и Гомер дерутся там из-за последнего пончика.
Лиза медленно выбралась из кровати, моргая заспанными глазами. Она не очень хорошо спала этой ночью, мысль о том, что ей придется пойти в школу, пугала ее. За последнее время она научилась доверять взрослым – сестре Стефани, которой она уже написала несколько писем, Гомеру, Мардж – но в школе все будет совсем иначе. Она останется один на один с тридцатью ее ровесниками, и ей как никому другому было известно, насколько жестокими могут быть дети.
Конечно, Мэгги и Барт были совсем другими. Мэгги была всего лишь маленьким ребенком, переполненным энергией и любовью – ей нравилось все и вся вокруг, и общаться с ней было одним удовольствием. Что же касается Барта... Лиза невольно улыбнулась, взглянув на саксофон, поставленный в углу. Она всегда любила музыку, и момент, когда Джек отобрал ее старый саксофон, был одним из самых неприятных в ее жизни. Насколько тяжелым был тот момент, настолько и велика была ее радость, когда Барт подарил ей новый саксофон, купленный специально для нее на собственные деньги. Это было настолько неожиданно для нее, что в тот момент ей казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. После его шутки, так напугавшей ее в прошлом, это было так удивительно...
Лиза заставила себя выбросить из головы подобные мысли. Она всегда чувствовала себя намного более уязвимой в школе, позволяя себе думать о чем-либо хорошем – ведь если в такие моменты кто-нибудь говорил или делал ей что-нибудь плохое, что случалось нередко, от таких мыслей ей становилось только еще хуже. Постепенно она научилась выстраивать мысленный барьер между вещами, которые были дороги ей, и окружающей действительностью – для нее это был единственный способ выжить и не сойти с ума в прошлом, и она инстинктивно применила его и сейчас.
Ну а вдруг они не отвергнут ее? Что, если у нее появятся друзья? Ведь может же оказаться, что Джек был неправ, утверждая, что у нее нет никаких положительных качеств. Нет... она не должна позволять себе так думать. Надежда всегда приводила ее лишь к еще большим разочарованиям в прошлом – у нее было достаточно времени, чтобы запомнить это. Ей и так невероятно повезло с Симпсонами, и надеяться, что ей так же повезет и со школой, было глупо. Лучше ни на что не рассчитывать.
Кроме того, она не хотела покидать Мардж. Они стали с ней настолько близки за те несколько недель, что они жила с Симпсонами – Мардж словно стала для нее настоящей матерью, о которой она столько мечтала. Они делали многие вещи вместе, как обычная мать с обычной дочерью, вещи, которые нормальный человек принял как нечто само собой разумеющееся, но для Лизы это было очередным подарком в ее жизни. Она даже начала любить Мардж – за годы жестокого обращения ее сердце заметно очерствело, это произошло из-за жестокой необходимости, нежели по какой-либо иной причине... но доброта Мардж смогла растопить лед в ее душе. Постоянно находясь рядом с ней, Лиза теперь была в ужасе от перспективы оказаться одной, даже ненадолго. Что ж, по крайней мере, рядом с ней будет Барт.
Одевшись, Лиза вышла из своей комнаты и села на верхней ступеньке лестницы, держа в руках саксофон и прислушиваясь к звукам неразберихи, творившейся на кухне. Она осторожно сыграла несколько нот – у нее по-прежнему не очень хорошо получалось, но она не слишком беспокоилась на этот счет, понимая, что после нескольких лет перерыва искусство играть не вернется к ней всего лишь за пару недель. Кроме того, Лиза знала, кто именно из ее семьи подарил ей музыкальный слух.
— Лиза! Иди завтракать! — прокричала Мардж с явной тревогой в голосе.
Поставив саксофон на место, Лиза медленно спустилась по лестнице и зашла на кухню. Ей не хотелось есть, но она хорошо помнила, на что похожи муки голода, и не хотела вновь испытать это чувство. Ей вполне хватало душевных переживаний.
Как только Лиза села за стол, Мардж вновь начала крутиться вокруг Барта, испуганно бормоча:
— Ах, Боже мой, да ты просто весь горишь. Не думаю, что тебе стоит сегодня идти в школу, Барт. Тебе лучше вернуться обратно в постель...
Выглядя нездоровым, но улыбаясь победной улыбкой, Барт с трудом вылез из-за стола и поплелся в свою комнату. Лиза посмотрела на него с участием, затем внезапно обернулась к Мардж.
— Он не пойдет сегодня в школу? — тихо спросила она, чувствуя, как ее сердце проваливается куда-то вниз.
— Нет, у него высокая температура, и он сказал, что плохо себя чувствует, — ответила Мардж, беспокоясь за здоровье своего «необыкновенного парня». — Это так некстати, ведь он сам хотел пойти сегодня в школу – посмотреть, как ты освоишься там.
Чувствуя, как сердце колотится у нее в груди, и думая о том, что ждет ее в школе, Лиза с трудом проглотила свой тост. Насчет самих уроков она не слишком беспокоилась, гораздо больший ужас внушал ей обеденный перерыв – на целый час она оставалась одна, лишенная поддержки учителей, надеясь лишь на милосердие одноклассников. И если оно окажется таким же, как в ее прежней школе, это будет ад...
Спустя несколько невероятно долгих минут, Мардж наконец взглянула на настенные часы.
— Ох, Лиза, уже почти девять. Пойдем, нам пора ехать!
Лиза глубоко вздохнула. Подчиняясь неизбежному, она слезла со стула, взяла ранец с вещами и проследовала за Мардж к машине.
Во время их недолгой поездки Мардж обратила внимание на мрачное выражение у Лизы на лице и попыталась втянуть ее в разговор.
— Тебе понравится директор Скиннер. Он очень приятный человек... до тех пор, пока ты не затрагиваешь тему Вьетнама, — добавила она, словно вспомнив какой-то случай в прошлом. — Наверное, ты очень волнуешься сейчас.
Лиза посмотрела на нее, и один этот взгляд поведал Мардж совсем другую историю. Лиза выглядела точно как в тот день, когда Гомер и Мардж в первый раз навестили ее в больнице – безвольно опущенные плечи, страдальческий взгляд и чувство страха и стыда, застывшее в глазах. Увидев этот взгляд, Мардж вдруг яснее ощутила, насколько же сильно состояние Лизы изменилась к лучшему за те несколько недель, что она прожила у Симпсонов.
— Ох, Лиза, прости меня. Наверное, ты относишься к школе, как к очередному испытанию, — обеспокоенно произнесла Мардж, позволив своим чувствам на мгновение взять верх над разумом Идеальной Матери. — Не волнуйся, все будет в полном порядке, — заверила она с улыбкой, и с удовлетворением увидела, как Лиза улыбнулась тоже.
Через несколько минут машина остановилась возле школы. Было начало девятого, и уроки уже начались – к большому облегчению Лизы, надеявшейся остаться незамеченной как можно дольше.
— Ну что ж, вот мы и приехали, Лиза, — в голосе Мардж прозвучали нотки тревоги – она видела, как сильно нервничала Лиза, и ее состояние начало понемногу передаваться ей.
Когда они выбрались из машины, Лиза позволила себе нечто, на что она никогда не решилась бы еще совсем недавно. Она подошла к Мардж и тепло обняла ее.
— Это за что? — спросила ее Мардж, широко улыбаясь.
— Для этого не обязательно иметь причину, верно? — ответила Лиза, улыбнувшись в ответ.
Взяв Лизу за руку, Мардж повела ее в школу, в кабинет директора Скиннера. Идя по коридору, Лиза смотрела по сторонам, пытаясь привыкнуть к новой обстановке. Окружающее выглядело так непривычно и недружелюбно... мысль о том, что ближайшие несколько лет ей придется посещать это место регулярно, привела ее в уныние.
Директор Скиннер выглядел... как обычный директор школы. Он определенно был человеком, свято верившим в порядок, подумала Лиза, молча сидя на стуле в его невероятно чистом кабинете, и чувствуя, как ее желудок вновь сводит спазмами страха перед неизвестным. Любой другой человек попытался бы украсить кабинет, в котором проводил значительную часть своей жизни, или хотя бы придать ему индивидуальности, но кабинет Скиннера выглядел, словно иллюстрация к каталогу офисной мебели. Пока Мардж негромко обсуждала с директором последние проделки Барта, Лиза неистово рассматривала кабинет, пытаясь хоть как-то отвлечься от своих страхов. У нее была привычка – нервничая, теребить подол своего платья, и сейчас, опустив взгляд, Лиза снова увидела, что значительная его часть крепко зажата между ее пальцами.
Наконец, Мардж поднялась со стула, поблагодарив директора за беседу, и повернулась к Лизе.
— Мне пора идти, милая, — сказала она. — Директор Скиннер покажет тебе школу. Удачи!
Лиза в молчании смотрела, как Мардж покидает кабинет, оставляя ее один на один с директором. После недолгой паузы Скиннер поднялся из своего кресла.
— Пойдемте со мной, юная леди, я покажу вам, что и как здесь. Кстати, если не секрет – скажите, директор Дэнн из Шелбивилльской Начальной по-прежнему ездит на своей старой Хонде?
Медленно и торжественно Скиннер повел ее через школу, рассказывая обо всем в деталях. Еще десять минут назад Лиза панически боялась оказаться в своем классе, но теперь она ждала окончания этой экскурсии, словно избавления. Он показал ей коридоры, раздевалки, спортзал, кабинет врача, столовую, учебную лабораторию со стенами, покрытыми недавними подпалинами (очевидно, последствия очередного смелого эксперимента Барта), помещение уборщика... наконец, они остановились перед дверью ее класса, из-за которой доносился молодой женский голос учительницы, что-то рассказывающей ученикам.
— Ну вот и твой класс, Лиза, — произнес Скиннер. Лиза почувствовала, как от выброса адреналина ее пульс ускорился раза в два – роковой момент настал! Изо всех сил стараясь не думать о плохом, она сделала глубокий вдох и проследовала за директором внутрь.
— Доброе утро, господин директор, — с вежливой улыбкой произнесла учительница. — А это, должно быть, Лиза?
— Да, мисс Карсли. Класс 5C, познакомьтесь с Лизой Симпсон, — объявил Скиннер властно.
Лиза Симпсон... Лиза до сих пор не могла никак привыкнуть к такому обращению. Конечно, когда Симпсоны удочерили ее, она приняла и их фамилию – она была рада избавиться от любого напоминания о Джеке, но все же это до сих пор звучало необычно. Ничего, вновь подумала она, в этом же нет ничего плохого – наоборот, этот опыт еще пригодится ей, когда она выйдет замуж.
Она робко взглянула на целое море обращенных к ней лиц. В этот момент она словно увидела саму себя со стороны, почувствовала их изучающие взгляды, ощутила, как они мысленно оценивают ее и пытаются подобрать ей подходящее место в своей социальной иерархии. Стоило лишь ей представить себе все это, как она моментально опустила свой взгляд, вновь вцепившись пальцами в платье и тщетно пытаясь угадать, что именно они сейчас думают о ней. Несмотря на все свои отчаянные усилия мыслить позитивно, Лиза вновь услышала внутри себя чей-то ворчливый голос, убеждающий ее, что она никому не понравится, что она – уродина, недостойная иметь каких-либо друзей. Это был голос Джека...
— Лиза, почему бы тебе не рассказать остальным немного о себе? — внезапно предложил директор Скиннер.
Лиза подняла на него свой взгляд на секунду, но тут же снова уставилась на свои сандалии. Только этого ей сейчас не хватало! Ну что она могла рассказать им о себе? Что она никогда не видела своего настоящего отца? Что ее отчим держал ее под замком в шкафу и кормил собачьей едой? Что она пыталась покончить с собой, но по ошибке проглотила упаковку витаминов? Даже если класс до сих пор не считал ее полной идиоткой, он точно изменит свое мнение, если она решит рассказать о себе таким образом. Чувствуя, как два десятка пар глаз смотрят на нее, не отрываясь, Лиза невнятно пробормотала что-то себе под нос.
Видя, до какой степени напугана ее новая ученица, Карсли положила руку ей на плечо.
— Хм... думаю, ты еще успеешь рассказать о себе. Садись вместе с остальными учениками, Лиза. Только сначала найди себе свободную парту.
Лиза с облегчением посмотрела на учительницу.
— Спасибо... — тихо прошептала она и пошла искать себе место.
— Э-э-э... ну ладно, — произнес Скиннер, несколько сбитый с толку тем, что его предложение отвергли. Он повернулся и направился к двери. — Успехов тебе, Лиза.
Пробираясь между партами, Лиза старалась не смотреть никому из учеников в глаза. Она почувствовала себя еще более неловкой и неуклюжей, чем обычно, ощущая на себе взгляды ее сверстников. Тишина, воцарившаяся в классе, лишь подчеркивалась тихим шептанием в углу... они обсуждали ее, никаких сомнений, подумала Лиза. Что же они говорят обо мне?
Через несколько секунд, показавшихся ей вечностью, Лиза наконец добралась до свободной парты и неуверенно села за нее. В тот же самый момент парень, сидевший впереди, раздраженно обернулся к ней:
— Это место занято! Здесь сидит Кевин! — произнес он так, словно она нанесла ему личное оскорбление.
Лиза мгновенно выскочила из-за парты, чувствуя, как краска стыда заливает ее щеки.
— Ой, прости, — ответила она, пятясь назад и видя, как тот парень и его друзья хмуро смотрят на нее. Все ее призрачные надежды быстро растаяли – она не смогла произвести хорошего впечатления на них.
Чувствуя, что весь класс по-прежнему смотрит на нее, Лиза неуверенно миновала еще несколько парт в поисках свободного места. Она чувствовала себя совершенно одинокой, не чувствуя никакой поддержки от окружающего мира. Все, чего ей хотелось сейчас – это тихо и незаметно исчезнуть. Наконец, она добралась до пустой парты. Слева от нее сидела девочка и смотрела на Лизу выжидательно.
— Прости... это место свободно? — тихо спросила ее Лиза.
— Да, — кратко ответила она.
Лиза с облегчением уселась.
— Спа... — начала она, но тут же замолчала, когда девочка неожиданно отвернулась от нее и начала тихо разговаривать со своим соседом.
Печально вздохнув, Лиза огляделась вокруг. Учительница по-прежнему пыталась выпроводить Скиннера за дверь – то, что показалось Лизе бесконечностью, на самом деле продолжалось всего несколько секунд. Лиза находилась в классе лишь пару минут, но за это время успела полностью растерять свое самообладание. Испытывая стыд и унижение, она почувствовала, как слезы появляются в уголках ее глаз. Собрав все свои силы, она постаралась удержать их. Она не хотела расплакаться сейчас, на глазах у всех учеников в ее первый день в школе.
— Я уверена, что вы еще успеете познакомиться с Лизой получше. — с этими словами Карсли вернулась обратно к классу, явно испытывая облегчение от того, что Скиннер наконец ушел. — Так, на чем мы остановились? Ах да, тест.
Весь класс дружно застонал, когда она вытащила из ящика стола толстую стопку бумаги.
— Как я уже говорила вам, это обычный квалификационный тест. Он не повлияет на ваши оценки, так что не волнуйтесь, и просто постарайтесь решить как можно больше задач. Лиза, если хочешь, ты тоже можешь присоединиться к нам...
Лиза согласно кивнула головой и мисс Карсли начала раздавать ученикам листы бумаги. Лизе хотелось отвлечься сейчас, сконцентрироваться на чем-нибудь... на чем угодно. Когда каждый ученик наконец получил свой лист, учительница вернулась обратно к столу.
— Приступайте. У вас есть время до обеденного перерыва.
Лиза с головой погрузилась в решение задач, напечатанных на ее листе. Когда она снова подняла взгляд, то обнаружила, что все остальные по-прежнему сидят, склонившись над своими партами. Она посмотрела на настенные часы, и с удивлением поняла, что решила все задачи за считанные минуты. К сожалению, это занятие отняло у нее слишком мало времени, и теперь ей ничего не оставалось, кроме как снова вернуться в свое испуганное состояние, мечтая лишь о том, чтобы никто не обратил на нее внимания. Прошла вечность, и наконец прозвенел звонок. Лиза, по-прежнему сидя за своей партой, наблюдала, как ее одноклассники радостно выбираются из-за своих столов, собираясь в небольшие шумные группы, и с боевым кличем пробивая себе дорогу наружу, в коридор. Затем она медленно поднялась и неуверенно вышла вслед за ними в школьный двор.
Там, снаружи, Лиза снова испытала шок. Она была окружена целой толпой незнакомцев, и все они, похоже, смотрели сейчас на нее. Бесцельно озираясь, она страстно мечтала о том, чтобы Барт был сейчас рядом с ней. Посмотрев в дальний угол школьного двора, она заметила там дерево. Стараясь привлекать как можно меньше внимания, Лиза быстро пробралась к нему и села на землю, прислонившись спиной к стволу. Грустно посмотрев на остальных детей, Лиза вытащила из своего ранца книгу. Вздохнув, она раскрыла ее и постаралась отвлечься от окружающей действительности.
Как она ни старалась, ей не удавалось сосредоточиться на книге – а вдруг кто-нибудь незаметно подкрадется к ней, пока она читает? Лиза не хотела быть источником неприятностей для других, но знала, что неприятности сами могут найти ее, несмотря на все ее желания. Нервно глядя по сторонам поверх книги, Лиза пыталась держать в поле зрения всех, кто находился поблизости.
Прошло какое-то время. Лиза начала потихоньку расслабляться, все реже и реже бросая напряженные взгляды поверх своей книги. Она уже почти успокоилась... когда вдруг увидела группу девочек, собравшихся вместе, метрах в двадцати от нее. И все они смотрели на нее!
Лиза попыталась сохранить спокойствие, но все равно почувствовала, как ее тело сжимают ледяные объятия страха. Она узнала некоторых из них – это были ее одноклассницы. Что им нужно было от нее? Что они собирались сделать с ней? Пряча свое лицо за книгой, Лиза попыталась сделать вид, что никого не заметила. В ее сознании снова зазвучал знакомый ворчливый голос. Он твердил ей, что она в очередной раз умудрилась все испортить – эти дети знали ее всего пару часов, и уже прекрасно понимали, каким никчемным созданием она была... Лиза безнадежно вздохнула и сжалась в ожидании неизбежного.
Она снова бросила взгляд поверх книги, уже смирившись со своей судьбой. Одна из девочек отделилась от группы и шла по направлению к ней. Лиза в отчаянии подумала о бегстве. Возможно, ей удастся привлечь внимание учительницы до того, как ее догонят... Лиза тут же выбросила эти мысли из головы – они все равно рано или поздно доберутся до нее, как это всегда происходило в прошлом. И тогда все будет лишь намного хуже.
Сжавшись в клубок, Лиза затравленно посмотрела на свою одноклассницу – та приветливо улыбалась ей. Очевидно, они задумали что-то особенное, решила Лиза. Наконец, девочка заговорила:
— Привет. Меня зовут Дженни. Ты – Лиза, верно?
Лиза кивнула головой, не отрывая от нее своего взгляда, боясь пошевелиться. Ну почему бы им просто не покончить с этим поскорее?
— Я просто решила узнать, не хочешь ли ты подойти к нам и поболтать?
— Ты серьезно? — спросила Лиза, захваченная врасплох этим предложением. Неужели кто-то сам захотел пообщаться с ней? Как бы заманчиво это ни звучало для нее, Лиза вновь ощутила уколы страха в своей душе – что, если она вдруг скажет что-нибудь не то, или надоест им? Кажется, эта девочка говорила искренне. Вдруг она все же понравится им? Тогда у нее, наконец, появятся друзья...
Дженни хихикнула.
— Конечно, серьезно. Я понимаю, как трудно, когда ты первый день в школе, и тебя еще никто не знает. Мы не хотим, чтобы ты сидела тут в одиночестве. Пойдем!
Волнуясь, Лиза поднялась на ноги и последовала за Дженни. Та сразу же взяла инициативу в свои руки:
— Лиза, знакомься – это Элисон, Алекс, Шерри и Терри. Так, все дружно сказали Лизе «привет»!
К удивлению Лизы, остальные девочки явно были настроены к ней так же дружелюбно, как и Дженни. В этой компании не было места ледяным взглядам и ехидным высказываниям вслед, как в ее старой школе. По мере того, как чувство страха отпускало Лизу, ей снова пришла в голову та же самая необычная мысль – может быть, она вовсе не заслуживала той боли и страданий, которые преследовали ее в прошлом... и может быть, она сейчас действительно находится в компании людей, которые способны ее понять, принять, и даже подружиться с ней.
— У тебя красивое платье, Лиза. Очень подходит к сандалиям, — сказала Элисон.
— Спасибо, — ответила Лиза, застенчиво улыбнувшись.
За всю свою жизнь Лиза раньше никогда не слышала комплиментов по поводу своей внешности от детей ее возраста. Ощущение было настолько замечательным... словно в книге ее жизни вдруг открылась целая новая глава.
Какое-то время они стояли и спокойно разговаривали друг с другом. По мере того, как она привыкала к своим новым друзьям, Лиза чувствовала себя все более уверенно и спокойно в их компании. Наконец прозвенел школьный звонок, возвестивший об окончании перерыва. Возвращаясь обратно в класс, Лиза вдруг почувствовала, как Шерри толкнула ее локтем.
— Лиза, — прошептала она. — Посмотри вон туда.
Лиза обернулась и посмотрела на противоположный угол школьного двора, не понимая, что именно она должна была там увидеть.
— Видишь того смешного парня, который сидит на перекладинах?
Лиза наконец заметила странного ученика с ярко-синей шевелюрой, разглядывающего свои ботинки через толстые очки с красной оправой.
— Да, вижу...
— Так вот... он просил никому не рассказывать, но... ты ему понравилась. — Шерри и Терри дружно захихикали.
— Правда? — сказала Лиза чуть слышно, в полном изумлении глядя на своего почитателя, неловко спускающегося с перекладин.
Она моментально забыла о недавнем комплименте, прозвучавшем в ее адрес. Похоже, с ней случилось нечто, о чем она никогда даже не мечтала раньше – она понравилась кому-то из мальчишек. Ее дела шли все лучше и лучше, и, вспомнив на секунду о своих недавних страхах, мучивших ее все утро, Лиза поняла, насколько необоснованными они были на самом деле.
Приглядевшись к своему обожателю получше, Лиза спустилась с небес на землю.
«Ботаник!» – подумала она и усмехнулась.

* * *

— Выше, папочка, еще выше!
Яркий свет, идущий от телевизора, освещал комнату. Джек безразлично смотрел на изображение на экране. Это была лишь запись, старая видеокассета, которую он обнаружил, пытаясь хоть немного прибраться в доме. Она была напоминанием о старых, счастливых временах – сейчас, глядя на этого веселого, энергичного, счастливого ребенка, а также на взрослого, уверенного в себе человека, которые явно наслаждались обществом друг друга, он уже не мог узнать их. Созерцая картинки, пляшущие перед ним на экране, Джек вдруг ясно осознал, что в его воображении и отец, и дитя давно изменились, став намного хуже, чем они были на самом деле. Теперь, когда к нему пришло понимание этого, к тому же усиленное его трезвым состоянием, он вновь почувствовал сильнейшую боль в своей душе.
Наклонившись ближе к экрану, он присмотрелся к смеющейся маленькой Лизе – ей было всего лишь четыре или пять лет тогда, она выглядела такой милой и невинной. Она еще ничего не знала о том, на какие жестокости способен человек, стоявший рядом с ней. Теперь она знала, знала очень хорошо – Джек постарался на славу. Как он мог позволить такому случиться?
Когда-то он гордился тем, что она называла его своим отцом. Он пронес это в своей душе через всю жизнь – когда Сьюзан была еще беременна, он дал самому себе обет никогда не поступать с ребенком так, как его собственный отец поступал с ним. Обет выполнить он не сумел. Но, подумал он, тому были свои причины.
Ведь он все это время знал, что Лиза не была его дочерью.
Он знал, что Сьюзан и тот мерзавец-музыкант были не просто друзьями. Да, жить с Джеком было непросто, у него был тяжелый характер, и он сам это понимал. Но предать его так низко, выставить его до такой степени идиотом... даже когда Сьюзан родила ребенка на свет, Джек надеялся, что малышка сможет как-то сплотить их и спасти их уже тогда разваливающийся брак.
И это действительно было так, по крайней мере, поначалу. Когда тот Бувье исчез с их горизонта, Джек загнал все обиды и обвинения на дно своей души – во всяком случае, постарался это сделать. Он не мог выбросить их из головы полностью – к сожалению, он знал всего два способа избавления от негативных эмоций: выплескивать их наружу в состоянии ярости, или же прятать их глубоко на дне своего сознания. Но тогда он даже гордился собой, своим великодушием и мужественностью, и был рад, что Лиза принадлежит ему, и никому другому.
Дела его шли прекрасно, у него была молодая семья, о которой он мог заботиться. Семья была дополнительным поводом продемонстрировать своему собственному отцу, что Джек не был таким уж никчемным человеком. Но затем произошел тот несчастный случай.
Он до сих пор не был уверен, что именно произошло в тот день. Он помнил горящий дом, как он вламывался в него, полностью уверенный в себе. Эта уверенность была даже в какой-то степени показной – Джек Фицджеральд, бесстрашный пожарный, всегда готовый прийти на помощь, не думающий о собственной безопасности. Это тоже было способом доказать себе свою полезность и значимость. Он помнил, как пробирался по горящей лестнице на второй этаж, в самое сердце пылающего ада, из которого доносился крик ужаса. Наверху стояла маленькая девочка, она была не в состоянии даже пошевелиться от страха. Последнее, что Джек запомнил тогда – это то, как он берет ее на руки, и в этот момент под его ногами рушится пол. Выражение лица девочки, когда они вдвоем падали вниз, запомнилось ему на всю жизнь... отныне оно постоянно преследовало его.
Когда он пришел в себя, он был лишь тенью того человека, который вошел в дом. Узнав о том, что девочка погибла, задохнувшись в дыму, а он выжил лишь благодаря своей пожарной маске, он почувствовал, что сходит с ума от горя. Страшные подробности ударили его по голове, словно кувалдой, и чувство вины начало постепенно проявляться в нем, становясь все сильнее и сильнее с каждым новым днем. Он так никогда и не смог оправиться от этого.
Он помнил, как приходил в себя в больнице. Вокруг него были его друзья, пытавшиеся утешить его и убедить в том, что это была лишь трагическая случайность, в которой нет его вины. Но Джек не слышал их. В его мозгу вертелась одна и та же мысль – если бы он сделал что-нибудь иначе, хоть что-нибудь, она была бы сейчас жива.
Именно чувство вины и сломало его, как человека. Словно раковая опухоль, оно разъедало его душу изнутри, и со временем начало вырождаться в злобу и ярость. Жизнь – жестокая и бессмысленная штука, думал он, раз такие вещи случаются в ней. Не в состоянии работать дальше, измученный чувством вины и стыда за свою ошибку, он наконец начал искать спасения в бутылке. Вскоре после этого жена заявила ему, что не в состоянии выносить этого больше. Это и привело к той последней ссоре.
Несмотря на то, что все эти годы он подозревал, что Лиза не является его настоящей дочерью, какая-то часть его разума не верила в это до сих пор. Откровения, которые Сьюзан бросила ему в лицо в тот день, унизили его. Если в этом мире и была вещь, которую он ненавидел по-настоящему, то это было чувство оказаться одураченным. Это чувство могло привести его в такую страшную ярость, которую не смогли бы вызвать никакие оскорбления, и его жене это полностью удалось.
Сжигаемый яростью, теряя контроль над собой, Джек снова уставился на экран, на котором смеющаяся маленькая девочка раскачивалась все выше и выше на качелях. Он сожалел о том, что совершил, в этом не было никаких сомнений. После того, как его жена покинула его и оставила один на один с чувством вины и жалости к себе, он обратил свой взор на Лизу. Она осталась единственным объектом в доме, на котором он мог выместить свою злобу. Иногда, не в состоянии уснуть ночью, он слышал, как она плачет внизу. Это вызывало у него чувство вины, но, как правило, приводило лишь к проявлению еще большей жестокости. Отчего она плакала тогда? От страха, боли, гнева, тоски по матери, голода? Ведь это могло быть все, что угодно...
Не в силах сидеть неподвижно, Джек встал из кресла и начал ходить по комнате. Он чувствовал, что вновь погружается в состояние жалости к самому себе, и в такие моменты ему даже казалось, что он скучает по Лизе. Постоянные скачки настроения были лишь еще одной особенностью его психики, с которой он давно смирился. В таком состоянии ему нередко приходила в голову мысль найти ее, узнать адрес, навестить ее, посмотреть, как она живет сейчас... быть может, даже извиниться перед ней. В то же время он понимал, что достаточно пары глотков спиртного, чтобы ее адрес в его руках стал опасной вещью.
Джек достал из кармана плаща сложенный лист бумаги, и вновь перечитал его. Это было стандартное извещение от его адвоката, в котором тот уведомлял Джека о дате судебного процесса. Сама идея приводила его в бешенство – они собирались судить ЕГО? После всего, что он совершил для общества? И, хоть он и пытался отогнать от себя эту мысль, перспектива оказаться за решеткой пугала его. Там не будет спасительного алкоголя, там ему придется встретиться со своими проблемами лицом к лицу. Чувствуя, как в нем растет раздражение, он медленно сжал руку в кулак, сминая письмо. Если бы не Лиза, он не оказался бы в этой ситуации!
Постепенно снова приходя в ярость, он бросил смятое письмо на пол. Все это произошло из-за проклятой девчонки, подумал он. Подняв взгляд, он увидел, что по телевизору до сих пор идет запись с видеокассеты, показывая сцены из давно ушедшего прошлого. Подобрав с пола пустую бутылку, он яростно швырнул ее в экран, наблюдая за тем, как он с громким хлопком разлетается на осколки, навсегда уничтожая последнее напоминание о его старой жизни.

* * *

Тем же днем, но позже, Мардж, сидя в гостиной, наконец-то услышала знакомый гудок школьного автобуса. Она подошла к окну и выглянула наружу. Весь день она думала о Лизе – она беспокоилась о том, как та воспримет свой первый день в школе.
Она увидела, как двери автобуса открылись, и Лиза вышла наружу. Мардж внимательно всмотрелась в ее лицо, пытаясь определить ее душевное состояние. Кажется, она выглядела веселой – она даже улыбнулась, разговаривая с кем-то. Мардж вздохнула с облегчением. Затем двери автобуса закрылись, и он укатил дальше, а Барт так и появился. Ну что он умудрился натворить на этот раз? По-прежнему стоя у окна, Мардж наблюдала за тем, как Лиза со счастливым видом подходит к дому и стучит в дверь.
— Ну как прошел день, милая?
Лиза зашла в дом, просто светясь энергией и энтузиазмом. На нее было приятно смотреть – раньше она никогда не была такой радостной. Раньше она была похожа на сжатую пружину, ведь на протяжении долгих лет ей приходилось прятать свою жизненную энергию глубоко внутри себя, но теперь она наконец нашла в себе силы открыть душу окружающему миру и поделиться с ним своими чувствами. Мардж слушала, как Лиза увлеченно рассказывает о своем первом дне в школе, не давая возможности вставить ни единого слова.
— Замечательно! — ответила она с широкой улыбкой. — Учительница оказалась просто прекрасным человеком. Она, кстати, попросила передать тебе это письмо. Еще она сказала, что в школе есть кружок для юных музыкантов и я тоже могу вступить в него со своим саксофоном. Я завела себе новых друзей! Можно мне в пятницу вечером отправиться в гости к подруге, Мардж, пожалуйста!
— Лиза, успокойся, — сказала Мардж мягко, положив руки Лизе на плечи. — Ты обязательно расскажешь обо всем этом позже. Сейчас я хочу показать тебе одного человека, который должен с тобой кое-что обсудить.
С трудом удерживая в себе свое детское веселье, Лиза прошла вместе с Мардж в гостиную, с удивлением глядя на человека, сидевшего на диване. Она всегда боялась незнакомцев, но теперь, когда в ее жизни столько всего изменилось, она уже не так сильно опасалась неизвестного...
— Лиза, это Лайнел Хац. Он хочет поговорить с тобой о судебном процессе.
Лиза посмотрела на него. Он был одет в дешевый костюм и держал в руке тощий чемоданчик из искусственной кожи, явно предназначенный лишь для того, чтобы произвести на окружающих впечатление профессионального адвоката. Все это не придало ей уверенности.
— Здравствуйте, юная леди, — сказал он ей.
— Вы имеете в виду... процесс над Джеком? — спросила Лиза. Она знала, что когда-нибудь настанет время этого события, но не ожидала, что это случится так скоро...
— Совершенно верно, Лиза, — ответил Хац.
— О чем вы хотели поговорить со мной? — спросила она, начиная волноваться. Любое упоминание о Джеке напоминало ей о страданиях, которые, как надеялась Лиза, навсегда остались в ее прошлом. Одна мысль о том, что она вновь окажется с ним в одной комнате, привела ее в ужас.
— Видишь ли, Лиза... ты знаешь, почему против Джека – мистера Фицджеральда – было возбуждено дело, так? — спросил Хац. Лиза кивнула, и он продолжил: — Проблема в том, что против него не удалось собрать достаточного количества улик. И если мы хотим осудить его, нам, скорее всего, потребуются твои показания против него.
— Как это – нет улик?! — изумленно ахнула Мардж. — Да как вы можете говорить такое? А как же все ее ушибы и травмы?
— Простите, миссис Симпсон, но этого недостаточно, — пожал плечами Хац. — Нам нужно ее персональное свидетельство.
— Вы... вы хотите сказать, что мне придется рассказать об этом... рассказать у НЕГО на виду? — прошептала Лиза.
— Боюсь, что так, Лиза, — ответил Хац мрачно. — Но не волнуйся, тебе помогут это сделать...
— Нет... нет, сэр, я не смогу, — перебила его Лиза. Неужели она никогда не избавится от своего отчима? Вся ее радость и уверенность рассыпались в прах, когда она поняла, что ей придется встретиться с ним снова. Что, если он сделает с ней что-нибудь?
— Лиза! — недовольно заметил Хац, чувствуя, что девочка становится на пути к его победе в этом процессе. — Если ты не дашь показаний, его отпустят на свободу. Ты же не хочешь, чтобы это произошло, так?
Начиная паниковать, чувствуя, как ледяной страх снова поднимается в ее душе, Лиза замерла, глядя на адвоката.
— Но... но я же избавилась от него, разве этого недостаточно? Он не сможет найти меня здесь, правда? Почему мне нужно обязательно пройти через все это?
Издав стон, Мардж посмотрела Лизе прямо в глаза.
— Лиза, он сотворил с тобой такие ужасные вещи! Ты не должна позволять ему спокойно жить с этим дальше!
— Я хочу просто забыть о нем. Я не хочу его больше видеть, — ответила Лиза, дрожа.
Мардж встала на колени перед Лизой и взяла ее руки в свои.
— Милая, я понимаю, что ты чувствуешь сейчас...
К ее удивлению, Лиза отдернула свои руки и отступила назад, впервые за все это время.
— Но вы не чувствуете этого, так? — выдавила она, после чего с плачем убежала наверх.
Проводив Лайнела Хаца, Мардж поднялась по лестнице и, вежливо постучав в дверь, зашла в комнату Лизы.
— Лиза, как ты? — спросила она с заботой.
Лиза лежала на кровати к ней спиной. Повернувшись, она грустно посмотрела на Мардж глазами, покрасневшими от слез.
— Мардж, простите меня. Мне не следовало разговаривать с вами таким тоном...
Мардж присела на кровать рядом со своей племянницей.
— Лиза, все в порядке. Это мы не должны были втягивать тебя во все это. Ты не обязана делать того, чего не хочешь, милая. Я не имею права заставлять тебя – и никто не имеет. Никто не посмеет обвинить тебя, если ты не найдешь в себе сил пройти через этот процесс... особенно после всего, что ты перенесла в прошлом.
— Я просто не знаю, как мне поступить... — Лиза шмыгнула носом. Это было вопросом, на который она до сих пор не могла найти ответа, хотя знала, что рано или поздно ей придется принять решение. Как бы она ни боялась Джека, часть ее желала простить его – ведь он был добр с ней когда-то в прошлом, и изменился лишь тогда, когда потерял жену и работу. Все, чего Лиза хотела теперь – это просто жить своей новой жизнью, со своей новой семьей и новыми друзьями. Но другая ее часть, некий угол ее души, в существовании которого она не желала признаваться даже самой себе, требовал возмездия. Она прошла через такие страшные испытания в его руках, что впитала часть злости и ненависти, которую Джек регулярно демонстрировал ей. Теперь эти чувства настойчиво жаждали его крови.
— Ну... ты знаешь, чего хочу от тебя я. Но решение ты должна принять самостоятельно. — с этими словами Мардж наклонилась и мягко обняла свою племянницу. Повисла долгая пауза.
— Мардж? — наконец произнесла Лиза, слабо улыбнувшись.
— Да, доченька?
— Думаю, я смогу дать показания против него.
На протяжении следующей пары недель и Лиза, и Джек готовились к предстоящему судебному процессу. Для Лизы он был временным эпизодом, отвлекающим ее от обычной жизни, полной новых возможностей, и поэтому, каким бы страшным и неприятным он ей ни казался, ей было намного легче отвлечься от мрачных мыслей, чем Джеку. Для Джека все было совсем иначе – для него процесс был событием жизненной важности, в результате которого он мог потерять остатки своей былой репутации – единственной вещью, которой он мог гордиться до сих пор.
Освободившись от гнета своего отчима, Лиза просто расцвела. Барьер в ее сознании, отделявший ее чувства и эмоции от окружающего мира, стал наконец рушиться, и Лиза начала познавать радости жизни в полной мере.
Школа превратилась для нее из испытания в одно из любимых мест. Годы жизни в моральном одиночестве, проведенные за чтением книг в библиотеке, оставили за собой, по крайней мере, один положительный след – в начальной Школе Спрингфилда появилась новая, очень умная и одаренная ученица. Школьный психолог был просто поражен ее уровнем интеллекта. Кроме этого, она очень быстро вернула себе навыки игры на саксофоне, несмотря на то, что не практиковалась несколько лет. Учитель музыки был удивлен ее талантом не меньше, чем остальные учителя. Мардж не скрывала гордости за свою племянницу.
За прошедшие недели Лиза прижилась в семье Симпсонов настолько хорошо, что, казалось, всегда была с ними. Отношения между Мардж и Лизой ничем не отличались от отношений настоящих, любящих друг друга матери и дочери. Даже Барт относился к ней, словно к своей родной сестре. Что касается Гомера, то он давно относился к Лизе, как к своей дочери, и забота об еще одном ребенке не вызывала у него каких-либо особых проблем. Лиза также сдружилась с Элисон и Дженни, ценя их дружбу, как любой человек, давно не знавший этого чувства и ценящий его. Поэтому, когда школьный психолог сделал Симпсонам предложение перевести Лизу в школу для одаренных детей, где она смогла бы лучше раскрыть свой потенциал, Лиза отказалась. Налаженные отношения с семьей и друзьями были для нее дороже любых потенциалов.

[Nick_96]

* * *

Наконец, этот день настал. Симпсоны, остановившись около здания суда, вышли из машины, и Лиза первым делом нервно осмотрелась по сторонам – нет ли Джека поблизости. Ей было страшно оказаться рядом с ним даже на улице – ведь он мог сделать с ней все, что угодно. Она не желала видеть его, встречаться с его яростным, испепеляющим взглядом, преследовавшим ее до сих пор.
— Спасибо, что приехали сюда вместе со мной, ребята, — произнесла Лиза. Вся семья приехала поддержать ее в суде, и Лиза была очень рада этому.
— Спасибо, что позволила мне отдохнуть от работы, — ответил Гомер, усмехнувшись.
Лиза услышала, как кто-то зовет ее по имени – к счастью, это был не Джек. Оглянувшись, она заметила Стефани Стенвей, которая стояла неподалеку и махала ей рукой, стоя рядом с доктором Виром. Лиза радостно подбежала к своей старой знакомой и обняла ее.
— Привет, Лиза, — улыбнулась медсестра. — Как поживаешь?
— Все отлично, — ответила Лиза. Она была рада увидеть Стефани снова. — Просто... я немного волнуюсь.
— Ты все-таки решила дать показания, верно? — спросила Стефани, вздохнув. Лиза кивнула головой. Стефани мягко погладила ее по голове.
— Ах, Лиза, я так горжусь тобой. Это правда смелый поступок. Ни о чем не волнуйся, милая, этот человек не сможет причинить тебе никакого вреда. Пойдем внутрь... думаю, уже пора, — с этими словами Стефани взяла руку Лизы в свою и повела ее в здание суда.
Внутри Лиза вновь повстречалась с Лайнелом Хацом, который разговаривал с ее семьей. Почти сразу он повернулся к Лизе и подробно объяснил ей, что ей следует делать в роли свидетеля и чего ей следует ожидать. Находясь в компании людей, которые столько заботились о ней, Лиза окончательно укрепилась в своем решении дать показания против своего мучителя, и заставить его ответить перед законом. После этого она заметила Джека. Он стоял в противоположном конце коридора, и разговаривал со своим адвокатом. Джек выглядел очень респектабельно, одетый в свой лучший костюм. Глядя на него со страхом, Лиза почувствовала, как давно забытые воспоминания оживают в ней, а температура вокруг нее резко падает.
Сейчас он выглядел совсем не так, каким она привыкла его видеть. Он был совершенно спокоен, и просто излучал уверенность в себе – это выглядело противоестественно. Кроме того, он словно постарел на несколько лет, несмотря на то, что прошла всего пара месяцев с тех пор, как она видела его в последний раз. Что же могло так сильно повлиять на него, подумала Лиза – страх перед будущим или же чувство вины за то, что он совершил в прошлом? В остальном он выглядел таким же, как и всегда – огромным, сильным человеком, внушавшим робость всем окружающим. Находясь всего лишь в десятке метров от него, Лиза уже не чувствовала себя такой смелой, как раньше. Она была уверена, что он заметил ее, но он старался не смотреть в ее сторону. Остро почувствовав всю реальность происходящего, Лиза не могла отвести от него своего взгляда.
Видя, какое впечатление Джек производит на Лизу, Мардж попыталась увести ее.
— Пойдем отсюда, Лиза, — сказала она.
Машинально последовав вслед за ней, Лиза с трудом вышла из своего транса, и стоило лишь ей придти в себя, как Джек окликнул ее.
— Рад снова видеть тебя, Лиза, — его голос излучал смесь сарказма и злобы.
Заметив ужас на лице девочки, сестра Стефани пронзила Джека яростным взглядом.
— Не смей разговаривать с ней! — рявкнула она, даже не пытаясь скрыть свого отвращения.
Выслушав такую отповедь из уст молодой девушки, Джек явно разозлился, остановившись посередине коридора и гневно сжав кулаки. На его лице появились первые признаки ярости.
— Собираешься остановить меня? — глухо произнес он.
— Я не могу дождаться, когда тебя посадят за решетку, ублюдок! — ответила Стефани.
— Ах, вот как? — прошипел Джек, делая шаг к ней.
Доктор Вир и адвокат Джека немедленно встали между ними. Закипая от ярости, Джек игнорировал все попытки своего адвоката успокоить его.
— Мы еще посмотрим... еще посмотрим! — выкрикнул он с угрозой, наконец позволив увести себя в сторону. Пока Вир, Мардж и Гомер пытались успокоить Стефани, Барт оказался единственным, кто заметил выражение смертельного ужаса, застывшее на лице Лизы.
— Лиз... ты в порядке? — спросил он с беспокойством.
Лиза посмотрела на него, чувствуя, как слезы текут по ее щекам. Все это было так знакомо, и так ужасно... один-единственный яростный взгляд Джека, направленный на нее, наполнил ее душу страхом. Она почувствовала, что снова оказалась полностью в его власти.
— Барт... я не смогу сделать это... — чуть слышно прошептала она. — Я... я боюсь...
— Лиза, я ЗНАЮ, что ты сможешь! — ответил Барт, сжимая ее руку. — Ты же не собираешься отпустить этого подонка на свободу, так ведь?
Лиза вздохнула сквозь слезы. Все вокруг верили в нее – они были уверены, что у нее получится. Ей было так страшно, она боялась последствий своего поступка, но еще сильнее ей не хотелось подвести всех этих людей. Еще Лиза чувствовала гнев, вновь вспоминая угрозы Джека в адрес Стефани.
— Думаю, нет... — наконец ответила она, по-прежнему неуверенно, но черпая силы в уверенности окружающих ее людей.
Прошло еще несколько минут. Лиза понемногу успокаивалась, стараясь вновь обрести силу духа. Наконец, к ним подошел человек в униформе.
— Штат против Фицджеральда? Ваша очередь. Пройдите в зал номер три.
Началось, подумала Лиза. Началось.

* * *

Лиза никогда раньше не была в суде, и не собиралась повторять этот опыт когда-либо в будущем. Она нервно осмотрелась по сторонам, и заметила, что в зале было полно народу – ей очень не понравилась идея рассказывать о чем-либо, находясь у всех на виду. Она уже была предупреждена о том, что ей придется поведать присяжным о мельчайших подробностях своей жизни в доме Джека. Когда она думала об этом, находясь дома, в безопасности, ей не казалось это таким уж трудным поступком. Но сейчас, глядя на всех этих людей, которые будут внимательно слушать ее рассказ, она отчетливо осознала всю ненормальность ситуации.
Прекрасно зная, насколько это маловероятно, Лиза втайне понадеялась, что ее настоящая мать тоже будет присутствовать на этом процессе. Как бы сильно Лиза ни любила Мардж и свою новую семью, она знала, что только Сьюзан была знакома с гневом Джека так же хорошо, как и она сама, и мечтала о том, чтобы ее родная мать тоже пришла сегодня сюда и поддержала ее. Нет, этого не произойдет, наконец подумала Лиза с горечью – мама бросила ее несколько лет назад, так с какой стати она вдруг объявится сейчас? Ища поддержки, Лиза с любовью посмотрела на Мардж и еще крепче сжала ее руку.
— Всем встать! — объявил пристав.
Сердце Лизы екнуло, когда она поднялась со скамьи вместе с остальными. Судья медленно прошел через зал и сел на свое место. Это был угрюмый мужчина с тяжелым взглядом. Громко ударив своим молотком по столу, судья открыл процесс.
Поначалу Лиза пыталась внимательно следить за тем, что происходило вокруг нее, но очень скоро сдалась, запутавшись в бесконечной череде профессиональных терминов. Время от времени в разговоре звучало ее имя – в такие моменты Лиза вслушивалась внимательнее, чувствуя, как все подробности ее прежней жизни выплывают наружу. Каждые несколько секунд она бросала гневный взгляд в сторону Джека – она чувствовала, что маска уверенности начинает сползать с его лица по мере того, как Лайнел Хац излагал обстоятельства дела. Джек начинал выглядеть обеспокоенным, и это доставляло Лизе какое-то извращенное удовольствие.
Через некоторое время Лайнел Хац вызвал своего первого свидетеля – доктора Вира. Лиза молча слушала, как он описывает тяжесть нанесенных ей травм в тот день, когда она попала в больницу. Хотя она и понимала, что это было очень важно, она чуть не потеряла сознание, когда Вир продемонстрировал фотографии ее безжизненного тела, сплошь покрытого следами от побоев. Перед тем, как спрятать лицо у Мардж на груди, Лиза успела заметить, что Джек тоже не в силах смотреть на эти снимки. Шокированная увиденным, Мардж лишь крепче прижала Лизу к себе.
Когда Вир покинул место свидетеля, и Лиза вновь отважилась посмотреть в зал, обвинение вызвало по очереди еще несколько свидетелей. В их числе была миссис Инс – пожилая женщина, живущая по соседству с ними в Шелбивилле, сестра Стефани Стенвей, и, наконец, Мардж. Лиза от волнения почти не слышала ее – вслед за Мардж должна была выступить она, и ожидание своей очереди наполняло ее сердце страхом. О чем она будет говорить? Что, если они не поверят ей? Джек уже успел показать ей свою несдержанность сегодня... что, если он набросится на нее, когда она пойдет к свидетельскому месту? Наконец, Мардж было позволено сесть обратно на свое место. Лиза постаралась использовать последние секунды для того, чтобы собраться с духом.
— Обвинение вызывает мисс Лизу Симпсон, — услышала она.
Лиза медленно встала на ноги и начала пробираться к проходу, слабо улыбаясь в ответ на пожелания ей удачи. До места свидетеля было всего лишь несколько метров, но для Лизы они показались бесконечностью. Все было точно как в ее первый день в школе, когда она пробиралась между рядами в поисках свободной парты, только ощущения, которые она испытывала сейчас, были намного острее – она чувствовала полное одиночество в этом мире, мертвую тишину, воцарившуюся в зале... и яростный, ненавидящий взгляд Джека, направленный прямо на нее.
Адвокат предупредил Джека, что Лиза может дать против него показания, но до последней минуты Джек не мог поверить, что у нее хватит духу на такое – он был убежден, что она не сможет даже появиться в зале суда из-за страха перед ним. Но теперь он видел, что недооценил ее. Для Джека это было предательством – она пошла против него. Стараясь держать себя в руках, он ощущал, как красная пелена ярости заслоняет ему взор. Как она смеет так поступить с ним?! Глядя в ее глаза, он чувствовал, что теряет контроль над собой. Эти идиоты, должно быть, полностью промыли ей мозги, раз она согласилась выступить против него. Если бы он только мог добраться до нее сейчас...
Лиза застенчиво поднялась на свидетельское место и села на стул. Ощущения были непередаваемыми – целое море лиц, глядевших на нее и только на нее. Для Лизы это было слишком... но нет. Она должна была закончить начатое. Она зашла уже слишком далеко, чтобы отступать.
Судья спокойно смерил ее взглядом, почти улыбаясь.
— Лиза, ты уверена, что готова к этому? — мягко спросил он.
— Думаю, что да, сэр, — ответила она нерешительно.
Пристав поднес к ней небольшую Библию и положил ее руку поверх книги.
— Клянешься ли ты говорить правду, всю правду, и ничего, кроме правды, и да поможет тебе Бог? — произнес он тоном человека, которому давно надоели эти формальности.
Сделав паузу, Лиза глубоко вздохнула, чтобы успокоить нервы. Краем глаза она увидела Джека, чуть не дымившегося от злости. Она не должна была позволить ему снова добраться до нее.
— Клянусь, — ответила она.
Пристав удалился обратно в угол, и Лайнел Хац начал медленно расхаживать перед Лизой.
После столь долгих волнений, сам процесс дачи показаний прошел для Лизы, словно во сне. Хац еще раньше ознакомил ее со списком вопросов, которые будут заданы ей, и сейчас она просто старалась ответить на них как можно более правдиво. Возвышаясь над остальными на своем стуле, Лиза по-прежнему чувствовала себя одиноко – стоило лишь ей задуматься над ответом, как мертвая тишина, царящая в зале, заставляла ее сердце колотиться еще сильнее. Она снова и снова видела уничтожающие взгляды, которые бросал в нее Джек, но каким-то чудом находила в себе силы продолжать рассказ.
Все это было весьма болезненным опытом для нее. Она с трудом описывала свои страдания словами, словно такое превращение делало их еще более реальными и неотвратимыми. Почти спокойно рассказывая об остальных вещах, Лиза чуть не сломалась в тот момент, когда ей предложили описать события той ночи, когда она видела свою мать в последний раз... у нее было достаточно времени привыкнуть к жестокости Джека, но боль от чувства быть покинутой своей родной мамой была еще слишком свежа в ней.
Понемногу она начала привыкать к аудитории, и почти перестала ее замечать. Вопросы монотонно следовали один за другим, Лиза чувствовала себя все более спокойно на своем месте, и уверенность в ее голосе начала расти. В очередной раз бросив взгляд в сторону Джека, она с удивлением отметила, что он сидит, уставившись на свои ботинки. Все изменилось – теперь она могла смотреть на него, но он не мог посмотреть на нее. Это была победа... небольшая, но очень важная для Лизы.
— Благодарю тебя, Лиза. Ваша честь, больше вопросов к свидетелю нет, — наконец сказал Лайнел Хац, и судья отпустил ее на свое место.
И это все? Неужели все закончилось? Гордясь собой, Лиза спокойно вернулась обратно в зал и села рядом со своими родственниками и друзьями, горячо поздравлявшими ее.
— Лиз, ты просто надрала ему задницу! — радостно заявил Барт.
Стефани Стенвей и Гомер еще раз поздравили ее с тем, как хорошо она выступила в роли свидетеля, но именно реакция Мардж произвела на Лизу самое большое впечатление. Мардж посмотрела на свою племянницу со слезами на глазах и сказала ей:
— Лиза, это было прекрасно.
После того, как Хац закончил свое выступление, судья объявил перерыв, и люди начали понемногу покидать зал. Освободившись, Хац первым делом подошел к Симпсонам и поделился с ними своим мнением по поводу хода процесса. Дела идут совсем неплохо, сказал он. Присяжные явно были на стороне Лизы, и, если защите не удастся каким-то образом совершить чудо, они добьются желаемого результата.
Пока Хац рассказывал, Лиза посмотрела в конец коридора и заметила там Джека со своим адвокатом. Он выглядел далеко не так уверенно, каким был еще несколько часов назад – он явно чувствовал, что попал в неприятности. Глядя на него с удовлетворением, она наблюдала, как краска медленно сползает с его лица, пока адвокат что-то взволнованно шепчет ему на ухо. Похоже, что они пришли к тому же самому выводу, что и Лайнел Хац.
Внезапно лицо Джека исказилось от гнева, и он начал бешено шептать что-то несчастному адвокату, грозно возвышаясь над ним. Лиза с удивлением обнаружила, что спокойно смотрит на его лицо, на выражение, которое еще не так давно заставило бы ее сжаться в клубок от ужаса. Он был похож на дикое животное, запертое в клетке... надеюсь, что очень скоро он окажется в настоящей клетке, подумала она. Не смея выйти из угла и приблизиться к Лизе, он мерил шагами узкий коридор. В какой-то момент он поднял глаза и встретился глазами с Лизой. Она встретила его взгляд без особого страха.
Джек чувствовал, как ярость горит в нем, становясь опаснее любого огня, с которым он боролся когда-то в прошлом. Эта сучка, это маленькое ничтожество... это она виновата в том, что он сейчас находится здесь. Ему следовало убить ее еще давно. Если бы он только мог добраться до нее сейчас... Не имея возможности высказать свое отношение к Лизе другим способом, Джек агрессивно ткнул пальцем в ее сторону, после чего ребром ладони медленно провел по своей шее, не оставляя ей никаких сомнений по поводу того, что он намерен сделать с ней за все это.
Когда перерыв закончился, Лиза была уже почти уверена в том, что правосудие все-таки свершится. Видя, насколько обеспокоены и Джек, и его адвокат, Лиза поняла, что ее слова оказали именно то воздействие на процесс, на которое все они надеялись. Сидя на своем месте, Лиза вдруг осознала, что те противоречивые чувства, что преследовали ее до ее выступления, сейчас исчезли. Там, на свидетельском стуле, она была совсем одна перед целым залом... и то, что она все-таки справилась, наполняло ее сердце гордостью. После стольких лет, проведенных в психологической изоляции – частично из-за Джека, частично из-за своих собственных страхов, это было замечательным ощущением.
Процесс возобновился после соблюдения необходимых формальностей, и адвокат Джека начал свое выступление. Он произнес долгую речь в защиту несчастного человека, не ведавшего, что он творит, потерявшего работу из-за несчастного случая в прошлом и пристрастившегося к бутылке. Было видно, что его была речь заранее продумана до мелочей, но теперь, когда Лиза своим свидетельством склонила присяжных на свою сторону, он уже не был так уверен в успехе.
Адвокат, лысый, полный человек по имени Рикман, изначально хотел доказать, что все травмы были получены Лизой в школе в результате издевательств ее одноклассников, и что Джек не имеет к ним отношения. После выступления Вира он понял, что этот номер уже не пройдет – опровергнуть его версию было слишком легко – поэтому он сменил тему, пытаясь убедить суд в том, что Джек заслуживает снисхождения благодаря своей незапятнанной репутации и достойному положению в обществе в прошлом. К сожалению, это также прозвучало неубедительно. Репутация Джека давно была подмочена привычкой бродить по улицам города в состоянии опьянения и устраивать драки, где это только возможно.
Рикман вызвал Джека для дачи показаний, но и тут их дела не пошли по намеченному плану. По-прежнему находясь в ярости из-за дерзкого Лизиного поступка, Джек с трудом отвечал даже на самые простые вопросы, которые они успели заблаговременно обсудить с адвокатом. Когда их недолгая защита наконец закончилась, усталое, растерянное выражение на лице адвоката о многом рассказало присутствующим.
Лиза бесстрастно наблюдала за отчаянными попытками Рикмана спасти Джека от приговора. Она уже не волновалась так сильно, как это было до перерыва. Вся первая половина процесса прошла перед ее глазами, словно в тумане, заслоняемая то мрачными сценами из ее прошлой жизни, то мыслями о счастливой жизни с ее новой семьей в Спрингфилде. Сейчас же она была спокойна и сосредоточена, и, по мере того, как петля правосудия все крепче сжималась вокруг шеи Джека, Лиза чувствовала, что ее собственная свобода становится все ближе и ближе.
Наконец, защита закончила свое выступление, и судья отправил присяжных в кабинет для совещаний. После этого Лиза обнаружила, что снова находится в коридоре вместе с остальными, шумно поздравлявшими друг друга с удачным ходом процесса. Лишь Лайнел Хац невозмутимо предупредил остальных о том, что не стоит радоваться раньше времени – даже если Джека признают виновным, это вовсе не означает его немедленного заключения. Судья вполне мог назначить ему условное наказание.
Немного поостыв, Лизина семья и знакомые начали бесцельно расхаживать по коридору, не зная, сколько еще придется ждать окончательного решения. Ожидание было тревожным не только для одной Лизы, но и для всех этих людей, принявших на себя заботу о несчастной, измученной девочке. Джека не было нигде видно, и это было странно – вероятно, он не мог заставить себя посмотреть Лизе в глаза, или же пристав, предчувствуя суровый вердикт, решил не выпускать его из зала суда, чтобы не дать ему возможности ускользнуть от правосудия в самый последний момент.
Пока Симпсоны и гости из Шелбивилля тихо разговаривали друг с другом, Лиза, прислонившись к стене коридора, смотрела на них. Всего несколько месяцев назад, она была совершенно одна в этом мире. Никем не любимая, давно забывшая, что такое человеческое участие, презиравшая саму себя, она никогда бы ни подумала, что будет стоять здесь, сейчас. Ей ни за что не пришло бы в голову, что столько людей захотят ей помочь – ведь она не заслуживала этого. Никому не было до нее никакого дела. Теперь она ЗНАЛА, что все это было неправдой. Лиза была нужна людям. Люди заботились о ней. После нескольких лет полной уверенности в том, что она отвратительна и никчемна, это до сих пор воспринималось, словно великое открытие. Снова и снова сравнивая свое прошлое и свое будущее, Лиза с трудом верила, что это действительно происходит с ней.
Время медленно шло. Они уже успели подробно обсудить и разобрать любой из возможных исходов дела. Не зная, о чем беседовать дальше, взрослые начали спрашивать друг друга, успеют ли присяжные вынести вердикт до вечера, или же им для этого понадобится вся ночь. Наконец, их снова пригласили в зал. Настало время огласить решение присяжных.
Медленно и неторопливо зал наполнился вновь. Лиза заметила, что Джека охраняют двое полицейских – это явно было хорошим знаком. Глядя на его лицо, Лиза увидела на нем то, чего никогда не видела раньше – страх и беззащитность. Она никогда не думала, что он способен на подобные эмоции. Может быть, подумала Лиза, где-то там, в глубине души, он все-таки оставался человеком?
Разговоры, тихо шелестевшие в переполненном зале, быстро смолкли, когда появился судья и снова занял свое место. Тяжелым, хмурым взглядом он посмотрел на присяжных, готовый вершить правосудие. И Лиза, и Джек в волнении следили за тем, как председатель жюри поднимается на ноги.
— Присяжные приняли решение? — строго спросил судья.
— Да, ваша честь, — ответил председатель с важным видом.
Он сделал паузу. Лиза почувствовала, что ее сердце полностью замерло на эти несколько секунд.
— Мы признаем обвиняемого, Джека Фицджеральда... виновным, — произнес председатель.
Лизе понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смысл услышанного. Его признали виновным! Они поверили ей! Люди, сидевшие рядом с Лизой, были невероятно обрадованы, Мардж даже плакала. Но, хотя Лизе вроде бы следовало быть счастливой вместе с ними, она почему-то не чувствовало радости. Неважно, что говорили ей остальные – Лиза по-прежнему считала Джека своим отцом, и, как она ни старалась, она не могла найти в происходящем ничего веселого. Все, что она чувствовала сейчас – это глубокое облегчение, то, что отныне она была в безопасности, что теперь Джек уже не сможет снова причинить ей боль, и что последние несколько лет жизни, почти зачеркнувшие ее детство, теперь навсегда остались в прошлом.
Чувствуя себя намного увереннее, Лиза внимательно посмотрела на Джека. Его голова поникла, но он по-прежнему выглядел спокойным, насколько это было возможно в такой ситуации.
Призывая суд к порядку, судья стукнул своим молотком по столу. Очевидно, он все обдумал и был намерен вынести приговор. Сдвинув брови, он нацелил свой грозный взгляд на Джека.
— Мистер Фицджеральд, — начал он сурово, — вы были признаны виновным по обвинению в пренебрежении своими родительскими обязанностями по отношению к Лизе Симпсон – ребенку, находящемуся на вашем попечении, содержании ее в незаконном заключении, а также причинении ей тяжелейшего физического и морального ущерба. На протяжении нескольких лет вы вели себя с мисс Симпсон невообразимо жестоко. Для меня нет никаких сомнений в том, что все это было действиями настоящего садиста.
Все это время Джек сидел, не отрывая взгляда от своих ботинок. Моргнув, Лиза почувствовала, что по ее лицу текут слезы. Судья продолжил:
— Ваш адвокат обратил внимание суда на ваше достойное положение в обществе в прошлом. В частности, на вашу профессию пожарного, которую вы впоследствии потеряли в результате трагического происшествия. Однако суд не может согласиться с тем, что этот случай может служить оправданием всем вашим действиям, тем более, что вы сознательно отклонили тогда предложенную вам помощь психологов. Обдумав все обстоятельства дела, я пришел к выводу, что ваша тяга к проявлению жестокости настолько очевидна и серьезна, что я не имею права отпустить вас обратно на свободу. Я приговариваю вас к шести месяцам тюремного заключения. Охрана, уведите осужденного.
Когда стража увела Джека, необычно спокойного, и, по-видимому, смирившегося со своей судьбой, зал вокруг Лизы словно взорвался. Повсюду одновременно начались разговоры – люди громко и оживленно обсуждали то, чему стали свидетелями. Ее родственники и друзья по-разному отреагировали на приговор – например, Гомер и доктор Вир были просто рады тому, что Фицджеральд получил то, чего заслуживал, и что теперь можно наконец вернуться домой. Стефани Стенвей, очевидно, вспоминая свое собственное детство, заявила, что приговор был слишком мягким. Мардж, которую с новой силой захлестнули материнские инстинкты, прижала к себе Лизу.
— Милая, я так горжусь тобой! — сказала она, тепло посмотрев на свою племянницу, и сжимая ее руку в своей. — Отныне все позади, тебе больше не придется беспокоиться об этом монстре!
И она действительно была права. По крайней мере, пока.

[Nick_96]

——— ЧАСТЬ 3 ———

— Лиза, может, хватит вертеться? Стой спокойно!
Лиза изо всех сил старалась замереть неподвижно, но она слишком волновалась, ведь ровно в семь они уже должны были быть там. Она несколько месяцев ждала этого момента... сегодня был финал конкурса «Лучший юный музыкант года». Она никогда не думала, что сможет продвинуться в нем так далеко, особенно после нескольких лет вынужденного перерыва в игре, но каким-то образом ей это удалось. Как бы она ни волновалась сейчас, она смотрела в будущее с уверенностью в своих силах – тем более, что финал проходил в Спрингфилде, и Лиза знала, что все ее друзья будут там и поддержат ее. Только бы Мардж наконец оставила ее волосы в покое...
— Прости, — кротко ответила она. — Просто... понимаешь, вряд ли там кто-нибудь будет смотреть на мою прическу.
— Ах, Лиза, не смеши меня, — ответила Мардж, безуспешно пытаясь привести в порядок ее волосы. — Ты должна выглядеть наилучшим образом! Вдруг о тебе напишут в нашей газете?
Только этого мне не хватало, подумала Лиза. Впрочем, ничего страшного... ведь там будет только фотография победителя, а не всех участников.
Наконец, Мардж была вынуждена признать свое поражение – несмотря на все ее усилия, волосы Лизы выглядели так же, как и всегда – в виде множества остроконечных вихров, торчащих во все стороны.
— Ладно, я закончила, — произнесла она, отступая на шаг. — Милая, ты выглядишь чудесно!
Лиза улыбнулась и посмотрела на свое отражение в зеркало. В этом не было никакой необходимости – Мардж возилась с ней чуть ли не с самого утра. Вполне удовлетворенная своим внешним видом, Лиза осторожно поднялась на второй этаж, стараясь не помять свое специальное праздничное платье, и ушла к себе в комнату для последней тренировки.
Мардж, проследовав за ней, остановилась возле открытой двери. Из комнаты доносились быстрые мелодичные трели саксофона.
— Твой отец гордился бы тобой сейчас, Лиза, — произнесла она. — Если бы только он был сейчас с нами...
Ее отец... человек, которого Лиза никогда не видела. Лиза до сих пор сомневалась, кого же ей следует считать своим настоящим отцом – сумасшедшего, который чуть не убил ее в прошлом, и теперь сидевшего в тюрьме, или же незнакомца, погибшего в уличной драке, так никогда и не узнавшего о том, что у него есть дочь?
— Спасибо, — хихикнула Лиза. — Но почему ты так уверена в этом?
— Я знаю, — ответила Мардж. — Ты действительно унаследовала его талант. Сегодня вечером все будут от тебя в восторге.
Долго размышляя обо всем этом, Лиза пришла для себя к окончательному выводу: ее настоящим отцом был Гомер. Хоть он и не был ее биологическим отцом, все же именно он был тем человеком, кто любил ее и заботился о ней. То же самое можно было сказать и о Мардж... было очевидно, что Сьюзан, женщина, родившая Лизу на свет, уже никогда не вернется к ней. Это было по-прежнему больно, но уже не так мучило ее, как раньше. Мардж заняла ее место в Лизиной душе – может быть, Мардж и не носила ее в течении девяти месяцев, но по крайней мере Лиза была уверена, что Мардж никогда не бросит ее в лапах такого чудовища, как Джек.
Уже сама начиная высказывать явные признаки нетерпения, Мардж посмотрела на свои часы.
— Лиза, уже половина седьмого! Пойдем скорее, нам пора ехать!
Спускаясь по лестнице вслед за Мардж, Лиза чувствовала себя необычно спокойной, даже слишком спокойной для человека, которому через пару часов придется играть перед несколькими сотнями слушателей. Она черпала уверенность в своей семье, зная, что эти люди готовы в любой момент всей душой поддержать ее. Она действительно чувствовала себя одной из них, и готова была сделать для них то же самое – отныне она была частью Симпсонов.
Пока вся ее семья садилась в машину, Лиза, на секунду задержавшись, посмотрела на их дом, ярко освещенный летними солнечными лучами. Она вспомнила момент, когда увидела этот дом в первый раз, и вспомнила свое чувство страха перед тем, что могло ожидать ее в столь странном месте. Теперь она знала, сколь мнимыми были все ее опасения. Спрингфилд и ее новая семья полностью изменили ее жизнь... изменили к лучшему.
Это больше не было для нее «столь странным местом». Это был ее настоящий дом.

* * *

После нескольких изматывающих часов ожидания, все произошло очень быстро. Лиза сидела за кулисами, в волнении дожидаясь своей очереди. Она еле находила в себе сил сидеть спокойно, слушая выступления других конкурсантов, доносившиеся нее со сцены. Чувствуя, как колотится ее сердце, перебирая пальцами клавиши саксофона, непроизвольно выискивая ошибки в выступлениях ее конкурентов, Лиза ждала, когда же наконец наступит ее черед бросить вызов толпе.
Сделав первый шаг на сцену, Лиза почувствовала, что ее нервы внезапно успокоились, а чувства обострились благодаря выбросу адреналина. Она медленно вышла из темноты кулис в центр ярко освещенной сцены. Пристально вглядываясь в темный зал, она почти ничего не видела там... зрители были окутаны мраком. Но она могла слышать знакомые голоса – там были ее друзья, и этот негромкий шепот стал музыкой для ее ушей. Даже если Лиза и не могла их разглядеть, она знала, что там есть люди, которые пришли сюда поддержать ее, и была благодарна им за это. Сделав глубокий вдох, чувствуя, как зал погружается в тишину, Лиза начала играть.
Точно так же, как и во время выступления в суде, все произошло для Лизы слишком быстро, словно во сне. Единственное, что она запомнила из своего выступления – это то, что все это время она думала об одном человеке – о своей родной матери... Где она была сейчас? Что делала? Вспоминала ли когда-нибудь о своей дочери? Даже сконцентрировавшись на игре, Лиза спрашивала себя, что сказала бы Сьюзан, если бы могла видеть ее сейчас. Какой бы счастливой ни была Лиза с Гомером и Мардж, она не могла забыть о своей настоящей матери.
Все завершилось так же неожиданно, как и началось – не успела Лиза привыкнуть к ситуации и начать получать удовольствие от собственного выступления, как оно закончилось. Кажется, она играла совсем неплохо, подумала она. Конечно, в ее выступлении присутствовали неизбежные ошибки, заметные как для зала, так и для судей, но все же ей понравилось. Когда музыка смолкла, в зале повисла тишина. Она продолжалась несколько долгих секунд, и Лиза начала беспокоиться – неужели она играла совсем не так хорошо, как ей казалось?
Внезапно зал взорвался аплодисментами, и Лиза счастливо улыбнулась. Шум аплодисментов становился все громче, Лиза с трудом расслышала, как некоторые выкрикивают ее имя. Невероятно обрадованная впечатлением, которое ей удалось произвести на слушателей, Лиза помахала залу рукой, неохотно спускаясь со сцены.
Внизу ее ждала Мардж, слезы блестели в ее глазах.
— Ну ладно тебе, мама, не настолько же плохо я играла, — пошутила Лиза, глядя на нее.
— Лиза, это было прекрасно! — выдохнула Мардж, обнимая дочь. — Все в восторге от тебя, как я и говорила!
Находясь за пределами сцены, снова и снова вспоминая свое недавнее выступление, Лиза чувствовала, как сердце по-прежнему бешено бьется у нее в груди. Она здорово вспотела – никогда раньше ей не приходило в голову, насколько жарко стоять под светом прожекторов, и она до сих пор была полна энергии. До самого завершения конкурса она не могла спокойно усидеть на месте. Пользуясь своими привилегиями конкурсанта, Лиза время от времени уходила за кулисы сцены, где наблюдала за другими участниками с легкой завистью – хотела бы она иметь возможность снова испытать эти замечательные ощущения.
Конкурс, похоже, собирался длиться бесконечно, и в какой-то момент Лиза обнаружила, что стоит снаружи здания, в компании своих друзей, тихо болтая с ними в надежде немного успокоиться. Солнце, еще недавно такое яркое, уже скрылось за горизонтом, и Лиза, глядя на темнеющее безоблачное небо, чувствовала себя такой счастливой, какой не чувствовала никогда. Впервые, с того далекого момента, когда ей удалось вырваться из рук Джека, она действительно начала забывать о своем прошлом – вместо того, чтобы мрачно размышлять о нем, как это было раньше, Лиза просто выбросила его из головы, живя настоящим, и в этом была заслуга сегодняшнего вечера.
Погрузившись в свои счастливые мысли, Лиза не замечала криков Барта, до тех пор, пока он не подошел к ней и не положил руку на ее плечо. Моментально очнувшись, Лиза подпрыгнула от неожиданности – ощущение, что кто-то незаметно подкрался к ней сзади, по-прежнему вызывало у нее чувство страха. Она обернулась к своему брату.
— Лиза, мама зовет тебя – судьи вот-вот объявят победителей, — произнес он, тяжело дыша.
Лиза глубоко вздохнула и пошла вслед за Бартом обратно в зал.
Когда она села на свое место, между Мардж и Гомером, один из судей как раз произносил длинную речь... что-то очень важное, о развитии юных дарований, о необходимости подобных мероприятий, о том, что все финалисты в равной степени были победителями конкурса – и так далее. Лиза почти не слышала его. С трудом дыша, она нетерпеливо ждала, когда же судьи наконец объявят победителей и избавят всех конкурсантов от мучений.
Наконец судья закончил свое бесконечное выступление, и улыбнулся залу.
— А теперь момент, которого вы все так долго ждали... — с этими словами он развернул лист бумаги, который держал в руках, и заглянул в него.
Лиза почувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Судья явно умел нагнетать обстановку.
— В конкурсе на звание «Лучший юный музыкант года», — наконец продолжил судья, — третье место заняла... ДЖОАН ЭНТВИСТЛ!
«Третье место?» – подумала Лиза. В дальнем углу зала раздался пронзительный, радостный визг, после чего на сцену выбежала длинная, худая девочка. Стоя на сцене и слушая поздравления в свой адрес, она одновременно выглядела гордой своим достижением и немного разочарованной – ведь еще два конкурсанта оказались лучше нее. Лиза смотрела на нее с завистью – хотела бы она сейчас оказаться на ее месте... но Лиза помнила, насколько хорошим было выступление Джоан, и не надеялась оказаться среди победителей.
Закончив свои поздравления, судья снова повернулся к притихшему залу.
— Леди и джентльмены, — продолжил он, — выступление мисс Энтвистл можно без всякого преувеличения назвать фантастическим. Поверьте, выбрать номинантов на второе и первое место было очень непросто для нас. Тем не менее, наша коллегия пришла к выводу, что второе место в конкурсе заслуженно заняла...
Пауза. Агонизирующая, сводящая с ума.
— ...ЛИЗА СИМПСОН!
Лизе потребовалось несколько секунд, чтобы опомниться от изумления – она заняла второе место! Мардж радостно обняла свою дочь, гордясь ей, как никогда раньше. Позади Лизы раздались радостные вопли ее друзей. Кое-как высвободившись из объятий Мардж, Лиза обернулась к ним, и, улыбнувшись в ответ, начала пробираться к сцене. Когда она поднялась по ступенькам, судья энергично затряс ее руку, поздравляя Лизу с таким большим достижением и вручая ей почетный сертификат. Стоя рядом с Джоан, Лиза смотрела в зал, счастливо улыбаясь.
После того, как судьба Лиза окончательно решилась, остаток церемонии прошел для нее гораздо быстрее. Первое место занял молодой пианист по имени Грэхем Лоусон. Лиза удовлетворенно слушала, как судья хвалит выступление победителя – как ни странно, она совсем не ощущала досады или разочарования, зная, что этот человек превзошел ее в мастерстве. Она просто гордилась тем, что находится здесь, на этой сцене... что она – одна из трех лучших молодых музыкантов во всем штате. Судья, вновь повернувшись к залу, попросил наградить победителей аплодисментами, и люди, поднявшись со своих мест, чуть не оглушили счастливых конкурсантов.
Когда аплодисменты смолкли, Лизу и остальных победителей отвели в другой конец сцены – там их ждали журналист с фотографом. Лиза, не особенно волнуясь, ответила на его незамысловатые вопросы – в какой школе она учится, как давно играет на саксофоне (Лиза решила не говорить о своем вынужденном перерыве) и тому подобное. После того, как они ответили на все вопросы, фотограф заставил их выстроиться в ряд, попросил их улыбнуться (этого он мог и не делать) и запечатлел их своей камерой.
Прошло несколько дней, и в «Спрингфилдском Покупателе» появилась статья об этом событии. Благодаря тому, что Лиза была единственной местной жительницей, статья почти целиком была посвящена ей, и Лиза всю следующую неделю показывала газету любому, кто оказывался в пределах ее досягаемости. Фотография в половину страницы также не подвела – Лиза просто излучала счастье на этом снимке. Похоже, что это была именно та статья, которой можно было смело гордиться на протяжении долгих лет.

* * *

Несмотря на все свои успехи, Лиза не собиралась останавливаться на достигнутом. Она дала себе слово развить свои таланты настолько, насколько это возможно. Она упорно тренировалась дома, играя на саксофоне часами, к большому огорчению Гомера, словно пытаясь поскорее наверстать то, что она упустила из-за Джека.
Врожденная любовь к музыке была не единственной причиной этому. Прошедший конкурс юных талантов, на котором она так отличилась, реакция ее родственников и знакомых на ее успехи в этом состязании заставили Лизу понять, что саксофон в ее руках был не просто инструментом... он был возможностью доказать, что она действительно представляет собой что-то, возможностью заслужить уважение незнакомых людей. Еще одной причиной было ее желание доказать Джеку, хотя бы мысленно, что она вовсе не такая, какой он ее считал. Иногда она спрашивала себя, знает ли Джек о ее достижениях. Ей хотелось надеяться, что все-таки знает – может быть, он даже видел эту статью с ее фотографией. Интересно, что он мог подумать, прочитав о ней в газете?
Музыка также была для Лизы способом выразить свои чувства. Неважно, насколько спокойно она чувствовала себя в обществе Мардж и Гомера – иногда жуткие картины прошлого вновь вставали перед ее сознанием. В такие моменты Лиза просто закрывалась в своей комнате, играя на саксофоне так долго и громко, как ей того хотелось. Она словно выдувала из себя остатки боли и страданий, неизменно получая от этого облегчение. Лиза играла не только для себя, она играла для своих родителей – отца, которого она никогда не видела, и матери, которую она давно потеряла и уже не надеялась увидеть вновь.
Лиза начала посещать специальные музыкальные курсы. Они начинались сразу после ее обычных занятий и продолжались где-то час, каждый день – так что нередко получалось, что Лиза освобождалась одновременно с отбывшим очередное наказание Бартом, и Мардж забирала их домой вместе. Так было поначалу, но когда лето окончательно вступило в свои права, у Лизы появилась привычка возвращаться домой пешком. Глубоко дыша свежим воздухом, наслаждаясь свободой и спокойствием, полученными с таким трудом, она обычно шла через городской парк, и возвращалась домой с букетом цветов, заботливо нарванных для Мардж.
В один из таких дней Лиза почувствовала, что не может дождаться окончания ее музыкальных занятий. Сегодня был особенно прекрасный день, Лизе не терпелось выбраться на улицу – к тому же, сегодня вечером они с подругами собирались у Дженни, и Лиза ждала этого дня всю неделю. Нетерпение на ее лице было настолько очевидным, что преподаватель заметил это и решил пойти навстречу своей ученице – тем более, такой талантливой.
— Лиза, у меня такое ощущение, что ты куда-то торопишься. Почему бы тебе не закончить сегодняшнее занятие немного раньше? — спросил он, глядя на нее с пониманием.
Лизе стало немного стыдно, что ее так легко раскусили, но она была благодарна своему учителю.
— Спасибо, мистер Фукуа, — ответила она с облегчением в голосе, быстро хватая саксофон и ноты. — Я обязательно закончу сегодняшний урок на выходных... обещаю вам! До свидания! — прощебетала она уже в дверях, даже не пытаясь скрыть своей радости.
Лиза вышла на улицу и с наслаждением вдохнула свежий воздух, посмотрев на безоблачный горизонт. Солнце щедро освещало ее своими лучами. Это неожиданно напомнило ей о детстве, проведенном на старой ферме, посреди бесконечных полей и лугов. Знакомые образы и звуки – шум листвы в кронах деревьев, щебетанье птиц – все это было так похоже на ее старый дом, на ее давно забытую, счастливую и беззаботную жизнь... Позже, когда они переехали в Шелбивилль и все изменилось, Лиза вспоминала эти годы с горечью и сомнением – все это было слишком хорошо, чтобы быть реальностью, хоть и оставшейся в прошлом. Сейчас же, радостно шагая по улице, Лиза снова и снова испытывала ощущения, которые еще не так давно казались ей фантазией.
Возле школы была припаркована машина. Лиза посмотрела на нее с удивлением – она стояла прямо напротив главного выхода, на том месте, где обычно останавливался школьный автобус. Это было довольно необычно, тем более что на асфальте была соответствующая надпись. Проходя мимо машины, Лиза ощутила слабый запах дешевых сигарет... почему-то он напомнил ей о Джеке. Почувствовав страх, Лиза бросила взгляд на бородатого водителя, сидевшего внутри. Нет, кажется, она никогда не видела его раньше, решила Лиза. Успокоившись, она отправилась дальше, моментально забыв и о машине, и об ее хозяине.
Как обычно, путь Лизы пролегал через городской парк. В парке было немало народа – все хотели получить удовольствие от прекрасной погоды, но это нисколько не беспокоило Лизу, ей нравилось находиться среди людей. Она подумала, стоит ли ей нарвать цветов для Мардж. В прошлый раз, когда она сделала это, цветы таинственным образом исчезли, стоило лишь Гомеру остаться одному в комнате, поэтому Лиза решила не тратить время и поскорее вернуться домой. Как обычно, чтобы немного сократить путь, Лиза воспользовалась дорогой, которую ей недавно показал Барт – пройти в дальний конец парка, обойти пруд и через дыру в заборе пробраться в задний двор магазина «На скорую руку». После этого достаточно пройти пару сотен метров вниз по улице – и она дома, на Вечнозеленом бульваре.
Проходя вдоль берега небольшого пруда, Лиза внезапно вспомнила, где она могла видеть водителя той машины раньше. Он не раз был здесь – на протяжении нескольких последних дней Лиза, проходя мимо пруда, видела на противоположном берегу одинокого мужчину в темных очках, сидевшего на скамье и кормившего уток. Он всегда выглядел таким одиноким, безразлично бросая птицам куски хлеба... прекрасно зная, как ужасно одиночество, Лиза не раз спрашивала себя, что же приключилось с ним в прошлом.
Лиза пролезла через узкую дыру в заборе и оказалась на территории магазина. По сравнению с парком здесь было невероятно тихо – до ушей Лизы доносился лишь слабое гудение холодильников, работавших внутри. Царившая здесь тишина внушала ей робость, Лиза не хотела бы оказаться здесь ночью одной. Внезапно у нее появилось странное ощущение, словно за ней кто-то наблюдает...
— ЭЙ, ТЫ!
Неожиданно, без предупреждения, ей на плечо опустилась чья-то рука. Лиза вздрогнула, ее сердце сжалось на секунду, когда она попыталась высвободиться и отпрыгнуть в сторону. Испуганно посмотрев на этого человека, она поняла, что это был Апу, владелец магазина.
— Сколько раз можно говорить – нечего ошиваться здесь! — произнес он недовольно.
— Простите... — тихо ответила Лиза, чувствуя, что ее щеки заливаются румянцем. Увидев, кто именно напугал ее, Лиза немного перевела дух. В ее душе поднялось озорное веселье – ведь она ухитрилась вывести из себя взрослого человека. Безуспешно пытаясь скрыть с лица идиотскую улыбку, Лиза наблюдала, как Апу со вздохом отпускает ее плечо.
— Ладно, но если с моего склада хоть что-нибудь пропадет – я буду знать, кто виноват, — крикнул Апу вслед убегающей Лизе. — Приходите еще... только приходите через главный вход!
До дома оставалось совсем недалеко. Лиза шла по аллее, в тени густых деревьев, слушая мелодичные птичьи трели. Мечтая поскорее оказаться в гостях у Дженни, Лиза не сразу обратила внимание на то, что незнакомая фигура заслонила ей солнечный свет. Когда она наконец подняла свой взгляд, три вещи моментально привлекли ее внимание: во-первых, в нескольких шагах от нее стоял тот самый незнакомец из парка, во-вторых, он намеренно преграждал ей путь, и в-третьих, он яростно смотрел прямо на нее.
Все счастливые мысли испарились из головы Лизы, сменившись чувством страха. Лиза замерла перед незнакомцем, глядя на него с ужасом в глазах, не зная, что делать. Не издав ни звука, мужчина бросился к ней... она попыталась убежать, но он схватил ее за руку и развернул лицом к себе. Когда Лиза попыталась закричать, он прижал к ее лицу платок.
Все это произошло в течение каких-то секунд. Прежде, чем Лиза успела понять, что происходит, у нее начало темнеть в глазах. Она почувствовала, что падает, мир бешено закружился перед ней... затем она окончательно провалилась во тьму.

* * *

Мардж посмотрела на часы. Без четверти пять. Где же Лиза?
Она сильно волновалась. Не потому, что Лизы так долго не было – она нередко задерживалась после школы с друзьями. Мардж волновалась потому, что знала кое-что, и скрывала это от Лизы уже несколько дней, хотя она имела право знать об этом. Мардж дала себе слово, что сегодня обязательно расскажет Лизе обо всем. Это касалось Джека.
Мардж до сих пор не могла поверить в то, что это произошло. Это было невероятно – прошло всего лишь несколько месяцев, но Джека уже выпустили на свободу. «За хорошее поведение», как они выразились... Хорошее поведение? Как только это случилось, Лайнел Хац сразу позвонил Мардж и предупредил ее обо всем, но Мардж не была уверена, стоит ли рассказывать об этом Лизе, ведь это, без сомнения, огорчило и напугало бы ее. Лиза только-только начала верить в то, что окончательно освободилась от Джека... Мардж несколько дней откладывала этот разговор, не зная, с чего начать.
Но сегодня она обязательно сделает это. Нельзя откладывать до бесконечности. Только бы Лиза вернулась домой поскорее...
Словно в ответ на ее мысли, раздался стук в дверь. Мардж вскочила на ноги и вышла в прихожую, по пути мысленно готовясь к предстоящему разговору. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, она открыла дверь. К ее удивлению, на пороге стоял Милхаус. Сжимая в руках пакет, похожий на чехол с саксофоном, он неуверенно посмотрел на нее. Прошла секунда, и Мардж почувствовала страх, когда поняла, ЧТО это могло означать.
— Э-э-э... вы не могли бы позвать Лизу, миссис Симпсон? — спросил Милхаус.
— Она еще не вернулась из школы, — ответила Мардж, стараясь сохранить голос спокойным. — Где ты это нашел?
— Вон там... — Милхаус показал пальцем вверх по улице. — Он валялся на тротуаре. Я подумал, что Лиза потеряла его.
Он протянул чехол Мардж. Повернув его, она увидела имя и адрес Лизы, аккуратно вышитые сбоку, и тяжело вздохнула. Им обоим было прекрасно известно, что Лиза никогда не бросила бы свой саксофон... но что же тогда могло произойти?
Внезапно очевидная мысль ударила Мардж по голове, словно камнем. Она почувствовала, как глубокий, черный, ледяной ужас сдавил ее своими когтями. Все было очень просто. И страшно.
Это был Джек.

* * *

Первой вещью, которую почувствовала Лиза, медленно возвращаясь в сознание, была боль. Ее голова разламывалась от боли, когда она пыталась понять, что же с ней произошло. Лиза помнила, как пробиралась через парк, как ее поймал Апу, как она шла вниз по улице... но после этого была сплошная темнота.
Открыв глаза и осмотревшись, она сразу все поняла.
Она снова была в доме Джека.
Лиза попыталась пошевелиться, и почувствовала, что ее запястья и лодыжки крепко привязаны к стулу, на котором она сидит. Ее рот был заткнут кляпом. Несколько секунд она извивалась на стуле, тщетно пытаясь освободиться, но вскоре сдалась.
Ее охватила паника. Лиза была уверена, что никогда больше не увидит Джека – он должен был сидеть в тюрьме! Когда она подумала о том, что он может теперь с ней сделать, Лизу начал бить ледяной озноб. Внезапно она пожалела о том, что осмелилась выступить против него в суде. Очевидно, его месть была вызвана именно этим поступком. После того, как Джека посадили за решетку, Лиза смогла убедить себя, что навсегда попрощалась с ним – теперь она видела, насколько ошибалась тогда. Джек по-прежнему внушал ей ужас, как и раньше.
Время медленно шло, Лиза сидела и ждала своей судьбы. Мысли бешено метались в ее голове. Почему она не догадалась раньше, что это был Джек? Как она могла не заметить его простой маскировки? Теперь, вспоминая события последний нескольких дней, она понимала, что видела его неоднократно, в различных местах – все это время он следил за ней. Лиза почувствовала тошноту, понимая, что уже несколько дней была у него в руках, и даже не заметила этого. Если он приложил столько усилий лишь для того, чтобы похитить ее, что же он собирался сделать с ней теперь? Уже не в первый раз в своей жизни, Лиза вдруг ясно почувствовала, что скоро умрет.
Но если бы она погибла тогда, в прошлом, этого никто даже не заметил бы. Сейчас все было иначе. Вновь встретившись с безумием Джека, она вспомнила о Мардж, Гомере, Барте, Мэгги, Стефани и своих друзьях... все эти люди любили ее, заботились о ней и никогда бы не оставили ее в беде. Сейчас у Лизы было нечто большее, чем просто никому не нужная жизнь... когда она пришла в себя в больнице, она поняла, что спасла лишь чувства горя и страданий, с которыми ей придется жить дальше. Теперь же у нее была совсем другая жизнь, за которую стоило бороться. Она ХОТЕЛА жить.
К сожалению, эти мысли никак не могли успокоить Лизу. Она молилась о помощи... надеялась, что Мардж сейчас ворвется в этот дом и освободит ее, хотя и знала, что это невозможно. Она была полностью во власти Джека. Внезапно до ушей Лизы донесся скрип половиц – кто-то спускался по лестнице. Лиза крепко зажмурилась, отчетливо слыша биение сердца в своей груди...
Дверь в комнату распахнулась, он вошел, и Лиза, открыв глаза, посмотрела на него со страхом. Ей не верилось, что ему удалось так легко провести ее – единственное, что Джек изменил в своей внешности, это отпустил бороду и перекрасил волосы в другой цвет. Глядя в его холодные, полные ненависти глаза, Лиза поняла, что его личность нисколько не изменилась за прошедшее время.
Джек подошел к ней поближе, с наслаждением наблюдая, как она дрожит под его взглядом, и начал медленно кружить вокруг нее, словно лев, играющий со своей добычей, готовый в любой момент наброситься на нее. Он мечтал об этом на протяжении месяцев... после долгих ночей, проведенных в фантазиях об этом моменте, происходящее до сих пор казалось ему нереальным. Он чувствовал, как ярость начинает снова разгораться в нем, сжигая все остальные чувства. Пока девчонка была без сознания от хлороформа, ему пришлось немного выпить, чтобы успокоить нервы. Это помогло прогнать из головы все эмоции, но ярость осталась.
Остановившись напротив ее лица, Джек посмотрел ей прямо в глаза, и широко, зловеще улыбнулся. Лиза смотрела на него в страхе, безуспешно пытаясь освободиться от своих пут, по ее щекам текли слезы. Не в силах удержаться, Лиза громко закричала. Кляп превратил ее крик ужаса в чуть слышный стон.
Это доставляло ему невероятное удовольствие, и Джек наслаждался каждым моментом этой психологической пытки. Та часть его разума, которая терпеливо дожидалась освобождения из тюрьмы, наконец раскрылась полностью, черпая свою силу в ярости. Тюрьма, через которую прошел Джек, полностью сломала его личность, уничтожив последние остатки хорошего в этом человеке. Раньше у него оставалось нечто, чем он мог гордиться – его чувство собственного достоинства, которое для него было дороже свободы. Он потратил всю свою жизнь, чтобы заставить людей уважать его. Теперь он стал никем – из уважаемого члена общества он превратился в жалкое подобие человека, в никчемного пьянчугу с судимостью. Отныне ему нечего было терять.
Первым человеком, которого Джек обвинял во всем, был его отец. Он всегда обращался с Джеком, словно с какой-то вещью. Вся сознательная жизнь Джека была подчинена одной идее: он хотел доказать своему отцу, что тоже достоин уважения. Воспоминания о своем ужасном детстве, мысли о том, что даже в этом он ничего не добился, постоянно преследовали его в тюрьме. Неоднократно в его голове появлялась мысль о самоубийстве – после всего, что с ним произошло, лишившись работы, семьи, и даже чувства самоуважения, он не видел особых причин жить дальше. Это было невыносимо... и единственное, что заставляло его жить дальше – это неукротимое желание передать свою боль и страдания кому-нибудь другому.
Отец был далеко не единственным человеком, которого Джек обвинял в своих несчастьях. Он винил во всем также свою неверную жену, ее дружка-музыканта... и даже ту несчастную девочку, которая погибла при пожаре, навсегда оборвав его карьеру. Но все же самой главной виновницей в его глазах оставалась Лиза... чужой ребенок, на которого он потратил годы своей жизни, кормя ее и одевая, и который отплатил Джеку тем, что отправил его за решетку. Кроме того, из всех перечисленных людей только на Лизе Джек мог выместить свою злобу, только ей он мог причинить боль. И сейчас он был намерен сделать это.
— Полагаю, ты не ожидала увидеть меня снова, — произнес он издевательским тоном, смакуя свои слова. — Ты давненько не была здесь, верно? Что ж, можешь посмотреть на это место в последний раз...
Джек рассмеялся безумным смехом, глядя, как Лиза вновь пытается освободиться от веревок. Ему нравилось смотреть на нее сейчас, лишенную свободы, оставленную один на один со своим самым жутким страхом. Он медленно отвернулся от нее, подошел к столу, достал из ящика небольшой пистолет и направил на нее.
— Посмотри сюда, Лиза. — Голос Джека слегка дрожал от осознания того, что он еще на шаг приблизился к исполнению своего плана. — Здесь всего два патрона... один для тебя, другой для меня. Что, теперь ты уже не чувствуешь себя такой храброй?
Лиза, в ужасе глядя на оружие, почувствовала, что ее пульс ускорился еще сильнее. Перед ее глазами словно промелькнула вся ее жизнь, когда она поняла, в какой опасности сейчас находится. Она почувствовала жар, ей не хватало воздуха, и она начала задыхаться.
Не сводя с Лизы дула пистолета, Джек подошел к ней и выдернул кляп у нее изо рта. Последовательный в своей жестокости, он не хотел, чтобы она умерла раньше времени. Она была в его власти сейчас – и он хотел видеть, как она плачет, слышать, как она умоляет его сохранить ей жизнь. Он мечтал о том, чтобы она испытала нечеловеческие страдания, мечтал об этом как в тюрьме, так и задолго до нее. Джек не был уверен в том, что у него хватит решимости спокойно выполнить задуманное... но знал, что если она попытается закричать, он заставит ее успокоиться навсегда, а потом сделает так, чтобы правосудие никогда уже не настигло его.
Как только ее рот освободился, Лиза шумно закашлялась, безвольно опустив голову. Джек схватил ее за подбородок и заставил посмотреть на себя, приставив пистолет к ее виску.
— Не хочешь сказать что-нибудь? — прошипел он.
После первых секунд паники разум Лизы немного прояснился. Она сконцентрировалась на ситуации, в которой оказалась, все мысли о Мардж и остальных исчезли, сменившись стремлением выжить. Чувствуя холодное дуло пистолета у своего виска, она хорошо понимала, что крик ей ничем не поможет сейчас. Единственный выход – это говорить с Джеком, стараясь как можно дольше протянуть время, и молиться Богу о том, чтобы кто-нибудь, как-нибудь догадался о том, что она находится здесь...
— Как ты нашел меня? — спросила она.
Вместо ответа Джек вытащил из кармана смятый лист бумаги и развернул его у нее перед лицом. Лизе чуть не стало плохо, когда она увидела саму себя, широко улыбавшуюся с газетной фотографии. Это была та самая статья о конкурсе юных музыкантов.
— Знаешь, в тюрьмах люди тоже читают газеты, — усмехнулся Джек. — Здесь немало написано о тебе... даже говорится, в какой школе ты учишься. С такими статьями надо быть поосторожнее – никогда не знаешь, кто может ее прочитать...
— Зачем... зачем ты делаешь все это, папа? — спросила Лиза как можно более спокойно.
— Я тебе не отец!! — заорал Джек, мгновенно меняясь в лице.
— Нет, отец! — закричала Лиза в ответ. — Ты вырастил меня, ты заботился обо мне... неважно, что говорят другие – ты мой отец.
— ЗАТКНИСЬ! — прорычал Джек, хватая пистолет за дуло и замахиваясь на Лизу рукояткой. — Заткнись, говорю тебе!
Лиза вжалась в спинку стула, боясь произнести лишнее слово, молча наблюдая за тем, как Джек подбирает с пола пустую бутылку и в бешенстве швыряет ее в стену. Было очевидно, что сейчас Джек уже далеко не уверен в своих силах, как раньше, что его мучают сомнения. Оставалось лишь надеяться, что эти сомнения возьмут верх в его душе. Кроме того, ей не хотелось злить сумасшедшего с пистолетом, который к тому же еще и напился.
— Это из-за моего выступления в суде? — спросила Лиза тихо.
Джек гневно уставился на нее.
— Да! — ответил он, по-прежнему размахивая оружием. — Из-за тебя всем стало известно, что я попал в тюрьму. Меня всегда уважали в этом городе. Люди смотрели на меня, как на человека, а теперь... теперь я никто! — почти простонал он. — Я потерял все. Отныне у меня нет ничего, ради чего стоило бы жить. Поэтому я уйду... но напоследок я возьму тебя с собой.
Лиза вздохнула – все было по-прежнему очень серьезно.
— Послушай, ты не должен так поступать. Это не выход... — произнесла она мягко. Джек насмешливо фыркнул ей в лицо.
— Не выход? А что, снова отправиться в тюрьму – это выход? Да знаешь ли ты, сколько мне дадут хотя бы за то, что я тебя похитил? Нет... я не отправлюсь снова в тюрьму, и жить дальше мне незачем, так что...
Его голос затих. Лиза пыталась понять его душевное состояние – она знала, что жизнь ее висит на волоске, и хотела заставить Джека говорить как можно дольше.
— На что была похожа жизнь в тюрьме? — спросила она, не зная, хорошая это идея или плохая.
Прежде чем ответить, Джек несколько секунд напряженно бродил по комнате, пытаясь облечь свои переживания в слова.
— Это было ужасно, — наконец произнес он. В его голосе звучал стыд – Джеку было неприятно признаваться в том, что и у него есть слабые стороны. — Наверное, тебе очень приятно услышать это, после того, что я сделал с тобой... — добавил он, сердито повернувшись к Лизе.
Он был прав, но Лиза не собиралась признаваться ему в этом.
— Но зачем ты сделал... все эти вещи со мной? — спросила она. — Ты ненавидел меня?
Джек сел прямо на пол напротив Лизы. Пистолет по-прежнему был направлен в ее сторону.
— Я ненавидел твою мать, и того ублюдка, который забрал ее у меня, — ответил он почти спокойно. — Но я не мог отомстить им... поэтому я все выместил на тебе.
Лиза печально вздохнула. На протяжении нескольких лет она пыталась понять, чем было вызвано столь жестокое поведение Джека по отношению к ней. Теперь она знала это... Посмотрев на Джека, полностью погрузившегося в себя, она с удивлением увидела слезы у него в глазах – до сих пор она ни разу не видела, как он плачет. Его лицо по-прежнему было искажено гневом, но сейчас вся его ярость была направлена не наружу, а вглубь себя, в сторону мыслей и чувств, которые мучили его так долго.
— Я превратился в своего собственного отца... — прошептал он чуть слышно.
— Твоего отца? — отозвалась Лиза.
— Он тоже постоянно бил меня в детстве, — ответил Джек, и боль в его голосе показала, насколько тяжело ему вновь воскрешать эти воспоминания. — Я все делал не так, как надо... Иногда он бил меня просто так, безо всякой причины. А иногда, ночью, он приходил ко мне в комнату, забирался в постель и... и...
Он не мог продолжать дальше. Демоны его прошлого внезапно овладели его сознанием, подчинив его себе. Лиза вздрогнула, видя, как Джек вновь выходит из себя, погружаясь в бездонную пучину гнева. В течение нескольких секунд он полностью потерял контроль над собой.
Издавая нечленораздельные крики, словно одержимый, Джек начал метаться по комнате, круша все, что попадалось ему под руки. Лиза сотни раз становилась свидетельницей тому, как он выходит их себя, но никогда раньше она не видела ничего подобного. Самое странное, что Джек не трогал Лизу, словно не видел ее, ослепленный своей яростью.
Было видно, что Джек хранил в себе эту боль с самого детства – Лизе было знакомо это чувство, настойчиво зовущее уничтожить все вокруг себя, лишь бы навсегда избавиться от страшных воспоминаний. В данный момент Джек бился не на жизнь, а на смерть со своим собственным разумом, с темными силами, поселившимися в нем, и всю скопившуюся в нем энергию ненависти бросил в эту битву, вместо того, чтобы выместить ее на ком-нибудь, как он делал это раньше.
Этот припадок длился всего лишь несколько секунд, но в течение этого недолгого промежутка времени Джек полностью изменился – он не был похож на человека, скорее на какое-то страшное раненое животное. Наблюдая за ним, Лиза понимала, что все его жестокости, которые он обрушивал на нее в прошлом, были лишь точно такой же попыткой забыть о своем прошлом.
Вскоре Джек успокоился и снова сел на пол, опустошенный своим припадком. Его ярость ушла, оставив за собой лишь горе и скорбь. Лиза смотрела, как он рыдает, закрыв лицо руками, и его отношение к нему постепенно менялось. Она хорошо знала, что это такое – держать в себе затаенную боль. Она по-прежнему ненавидела его за то, что он сделал с ней в прошлом, но теперь она знала, ПОЧЕМУ он так поступил. Она не могла его простить, но, по крайней мере, могла понять.
— Моему отцу было бы противно смотреть на меня сейчас, — всхлипнул Джек, сотрясаясь от рыданий. — Он всегда ненавидел, когда я плакал, и выбивал из меня все это дерьмо кулаками...
Повисла долгая, тяжелая пауза. Несмотря на то, что между ними оказалось что-то общее, и Лиза даже начала чувствовать какую-то симпатию к своему похитителю, она по-прежнему хорошо понимала, в какой опасности находится. Сейчас он немного успокоился, может быть, теперь он поддастся на уговоры.
— Послушай... Я ни в чем больше не виню тебя. Теперь я знаю, что произошло... — осторожно начала Лиза. — Пожалуйста, положи пистолет. Если ты расскажешь полиции о своем отце, они поймут тебя.
Несмотря на то, что она по-прежнему была в опасности, Лиза чувствовала себя уже намного увереннее. Она уже не боялась так за свою жизнь, как это было пару минут назад. Она видела, что Джек испытывает угрызения совести за совершенные им поступки. Может быть, ей удастся воспользоваться этим и уговорить освободить ее...
Несколько секунд они сидели в напряженной тишине. Внезапно до их ушей донесся чуть слышный рев полицейских сирен – становясь все громче, он приближался к дому, внезапно оборвавшись где-то совсем рядом. Лиза недоуменно подняла голову. В окне мелькнули яркие синие и красные огни.
Джек, моментально очнувшись от своей меланхолии, вскочил на ноги и злобно взглянул на Лизу.
— На что ты там уставилась? — буркнул он, подходя к окну и осторожно выглядывая из-за занавески.
Из-за Джека Лиза не могла видеть того, что происходит снаружи, но тут до ее ушей донесся голос, многократно усиленный громкоговорителем:
— Говорит полиция. Дом полностью окружен. Освободите ребенка немедленно!

[Nick_96]

* * *

Кент Брокман, находясь на безопасном расстоянии от дома, тщательно готовился к репортажу. Прошло уже немало времени с тех пор, как он последний раз выступал в прямом эфире. Это происшествие было прекрасной возможностью поднять рейтинг канала – повсюду была полиция, некоторые были вооружены, и даже родители похищенной девочки были здесь. Возможно, ему удастся осторожно взять у них интервью... Если все пойдет по плану (хотя если вдруг начнется стрельба – это будет просто замечательно!), он точно получит награду за лучший репортаж.
Режиссер Брокмана, стоявший позади камеры, махнул ему рукой, и журналист начал свою речь.
— Добрый вечер, с вами Кент Брокман, — гордо произнес он. Если репортаж будет иметь успех, люди узнают и о его авторе. — Мы находимся с вами возле обычного дома, на обычной улице Шелбивилля. Но историю, которая разворачивается за моей спиной, никак не назовешь обычной. По мнению полиции, сейчас в доме скрывается бывший заключенный, похитивший девочку и теперь удерживающий ее в заложниках. Благодаря свидетелю, запомнившему номер машины, полиции удалось выйти на след преступника. Джек Фицджеральд, 37-летний местный житель, ранее работавший в Шелбивилле пожарным, похитил девочку, когда та возвращалась домой из школы в Спрингфилде, и привез сюда – в дом, в котором она когда-то жила раньше, находясь под его опекой. Полиция утверждает, что он вооружен и очень опасен.
Мардж и Гомер смотрели на происходящие события с ужасом. Гомер неоднократно видел подобные сцены в фильмах, которые он так любил, относясь к ним, как к обычному развлечению. Но сейчас все было за самом деле, он находился в центре событий, и не мог просто выключить телевизор, если ему что-нибудь не понравится. Мардж просто стояла, почти не обращая внимания на Брокмана, не в силах пошевелиться от ужаса, не в состоянии сосредоточиться на чем-либо.
Тем временем Брокман закончил свое вступление и обратился к человеку, стоявшему всего в паре шагов от Мардж.
— Рядом со мной находится доктор Барри Лайнекер, криминальный психиатр. Мистер Лайнекер, что вы можете сказать нам о Фицджеральде?
Доктор с готовностью повернулся к камере, сжимая в руках книгу.
— Что ж, Кент, могу с полной уверенностью заявить, что в данном случае мы имеем дело с сумасшедшим. Этот человек не предпринял никаких попыток замести свои следы; вместо того, чтобы спрятать девочку, он отвез ее прямо к себе домой... очевидно, он не намерен сдаваться полиции.
— Считаете ли вы, что девочка находится в опасности? — спросил Брокман.
— Безо всяких сомнений, — немедленно отозвался доктор. Его голос был бесстрастен, словно он играл роль в каком-нибудь фильме. — Учитывая степень психической неуравновешенности Фицджеральда, я не удивлюсь, если он уже успел сделать с ней что-нибудь ужасное...
Этого Мардж уже не могла вынести – она не могла спокойно стоять тут и слушать, как кто-то описывает происходящие события в таких жутких подробностях. Потеряв от ужаса контроль над собой, истерически рыдая, она побежала мимо Брокмана прямо по направлению к дому, надеясь спасти свою дочь... но полиция немедленно остановила ее. Как только это произошло, Брокман получил сигнал из студии о том, что пора уходить на рекламу.
— Мы продолжим репортаж через несколько секунд. Оставайтесь с нами, — произнес он.
Оператор выключил камеру, и Брокман облегченно перевел дух. Полиция пыталась спасти девочку от неминуемой гибели всего в десятке метров от него, но он стоял и довольно улыбался. Это будет отличный репортаж, подумал он. Награда гарантирована.

* * *

Там, в доме, Лиза была напугана до предела. Да, полиция окружила дом. Да, теперь Джеку некуда было бежать. Но они не понимали главного – он и не собирался никуда бежать! Он не был намерен выбраться живым из всего этого, и, тем более, позволить это Лизе. Сейчас ему достаточно было лишь шевельнуть указательным пальцем...
Она нервно слушала, как полиция пытается вызвать Джека на переговоры. Он стоял возле окна, прижавшись спиной к стене, чтобы не стать мишенью для возможных снайперов. Судя по тому, что Лиза могла видеть из окна, там было около трех машин, за которыми пряталось не менее десятка полицейских. Было приятно чувствовать, что эти люди рисковали своей жизнью ради нее, но все же...
— Не делай этого, Джек, не совершай безвозвратных поступков, — вновь донесся голос из громкоговорителя. — Так ты только усугубишь свою участь.
Худшей участи для Джека быть уже не могло – он видел только один выход из сложившейся ситуации. Единственным вопросом было лишь то, уйдет он из этой жизни один, или же вместе с Лизой. Еще не так давно он не мог дождаться осуществления своего плана, но теперь его душу опять начали терзать сомнения. Сможет ли он убить ее?
Внутри Джека давно уже не осталось никакого добра. За долгие годы психической агонии все положительные чувства вытравились из его души. Его жизнь давно превратилась в существование, в состояние, в котором смерть является лишь желанным освобождением от страданий.
Но, несмотря на свое очерствевшее сердце, Джек не мог заставить себя оборвать жизнь Лизы. Все, что он сделал с ней в прошлом, было спровоцировано событиями из его собственного детства. Это всегда происходило в состоянии бездумной ярости, он не был способен на спокойное, хладнокровное убийство. Он взглянул на нее – Лиза смотрела на него в ответ, дрожа от страха.
Джек не отрывал от нее своего взгляда, в отчаянии пытаясь разобраться в своих чувствах. Его разум сейчас представлял собой клубок спорящих друг с другом эмоций... страх снова оказаться в тюрьме, жалость к себе, гнев, ненависть ко всему окружающему миру уговаривали его убить сначала Лизу, затем себя... однако там были и другие чувства, убеждавшие его не делать этого. Он вспомнил дни, когда считал Лизу своим собственным ребенком. Он столько старался тогда, чтобы обеспечить ее всем необходимым в этой жизни, чтобы вырастить из нее человека, лучшего, чем он сам. Он хотел, чтобы она им гордилась... до тех пор, пока не произошла та трагедия и ссора с женой, он старался держать демонов своего прошлого под замком, и это удавалось ему.
Он чувствовал, что воспоминания окончательно разорвали его разум на части. Теперь они требовали от него, чтобы он совершил убийство, но он не мог этого сделать. Он просто был не в состоянии причинять ей боль дальше – теперь у нее была своя семья и своя жизнь. Возможно, если он хотя бы сейчас оставит ее в покое, он когда-нибудь сможет снова посмотреть на себя в зеркало.
Посмотрев на пистолет в своей руке, Джек швырнул его через всю комнату, явно не задумываясь о последствиях этого поступка. Затем он подошел к Лизе и спокойно развязал ее.
— Я не могу этого сделать... — уныло произнес он, отступая от нее на шаг.
Лиза благодарно поднялась со стула, растирая запястья. Остановившись у стены, Джек медленно сполз на пол, глядя на нее со слезами на глазах.
— Что теперь? — неуверенно спросила Лиза, до сих пор чувствуя адреналин у себя в крови.
— Не знаю... отправляйся к своей семье, — безразлично ответил Джек. Даже освободив Лизу, он оставался все тем же сломанным человеком, не видевшим перед собой ничего, кроме тюрьмы и самоубийства.
Лиза вздохнула. Теперь, когда она уже не испытывала ни ненависти к Джеку, ни страха перед ним, она даже не знала, как относиться к нему. Скорее всего, она чувствовала к нему лишь жалость. На протяжении лет она считала его сильным, жестоким монстром, не ведающим угрызений совести, неспособным на нормальные чувства – но внутри, под оболочкой из гнева, агрессии и ненависти он оказался таким же уязвимым человеком, как и любой другой, даже более того – он был в плену своих же страхов.
Оставалась лишь одна вещь, которую должна была выяснить Лиза.
— Папа... — начала она, не обращая внимания на выражение боли на его лице, вызванное тем, что она снова назвала его своим отцом. — Ты знаешь, что произошло с моей мамой? Я имею в виду... после того, как она ушла?
Джек на секунду поднял на нее взгляд, не смея встретиться с Лизой глазами. Он столько времени боялся последствий того, что произошло той ночью, что теперь испытывал непреодолимую потребность рассказать ей обо всем. Он давно собирался сделать это, надеясь хоть немного облегчить свою совесть... но даже теперь это было непросто для него.
Он глубоко вздохнул. Лиза смотрела на него выжидательно, готовая убежать в случае малейшей опасности.
— Я... я убил ее, — наконец ответил он.
Он УБИЛ ее? – подумала Лиза. Осознание этого факта постепенно привело ее в ужас. Что бы ни вытворял Джек в прошлом, она всегда считала, что он не способен на убийство – тем более ее мамы! Не веря своим ушам, она застыла, ожидая от Джека продолжения, в душе надеясь, что она просто неправильно поняла его.
— Это произошло в ту самую ночь, когда она заявила, что уходит от меня, — тихо продолжил свой рассказ Джек. — Мы долго ругались... я был вдребезги пьян, и потерял контроль над собой. Когда она заявила, что ты – не мой ребенок, я ударил ее... я ударил ее, и она упала, ударившись головой об угол стола. Она умерла...
Лиза не могла поверить в то, что только что услышала. Ее родная мать была убита много лет назад, и никто даже не знал об этом? Ей стало плохо при мысли о том, что все эти годы она взывала к своей матери, молилась о том, чтобы она вернулась к ней, не зная, что она... давно мертва.
Джек продолжал бормотать, пытаясь убедить ее в том, что это бы несчастный случай, что он не хотел ее убивать, но Лиза не слушала его. Сейчас она могла думать только о своей матери. В ней что-то изменилось, она почувствовала, что остатки страха перед Джеком испарились из ее головы, сменившись гневом и ненавистью, горячей, бушующей ненавистью к нему.
Не зная, что творится в голове у Лизы, Джек продолжал рассказывать:
— Я... я запаниковал, когда понял, что случилось. Я взял ее тело, отвез его к Спрингфилдскому ущелью, и сбросил с обрыва... Я не хотел убивать ее, клянусь тебе! — простонал он, заикаясь, пряча лицо в своих ладонях.
Подняв свой взгляд, он увидел Лизу, смотревшую на него с отвращением.
— Но я не убивал твоего... отца, — добавил он, с трудом выговорив последнее слово. — Я знаю, люди говорили, будто бы это я убил его, но это был не я. Я действительно был в баре той ночью, может быть, я и ударил его пару раз... но я НЕ УБИВАЛ его!
Какое-то время после смерти Шона Бувье по городу ползли слухи о том, что это Джек убил его. Но Лизу мало волновало, кто был виновен в его смерти – она никогда не видела своего отца, и не особенно сожалела о нем сейчас. А вот память о матери до сих пор была жива в ней, и последние слова Джека лишь усилили ее решимость. Лиза почувствовала, как что-то рождается в ее душе... нечто темное и зловещее, заставившее ее задрожать всем телом, но не от страха, а от ярости. Оно становилось неуправляемым... Лиза должна была найти способ избавиться от этого.
Краем глаза Лиза заметила металлический блеск в углу комнаты. Пистолет.
Почему бы и нет? – подумала она. Все решат, что это была самозащита...
Она метнулась к пистолету через всю комнату, надеясь успеть добежать до него, прежде чем Джек успеет остановить ее. Может быть, он набросится на нее, и тогда у Лизы будет настоящий повод пристрелить его.
Схватив оружие в руки, она повернулась, ожидая от Джека какой-нибудь реакции. К ее удивлению, он даже не пошевелился, по-прежнему сидя у стены и безразлично глядя на дуло пистолета, направленное прямо на него.
— Стреляй, — вздохнул он. — Я заслужил это.
Лиза стояла перед ним, с трудом держа оружие на вытянутых руках. Ее всю трясло – хорошо еще, что у нее было две пули в запасе, мелькнула мысль у нее в голове. В таком состоянии она вполне могла не попасть в него с первой попытки.
— Я знаю... — ответила она голосом, дрожащим от ненависти.
Она приготовилась отомстить, за себя и за свою мать.
Но прошли секунды, и Лиза поняла, что тоже не может этого сделать.
Ей не было жалко Джека – он совершил слишком много зла, чтобы теперь заслуживать какой-либо жалости. Но она знала, что он тоже понимает это, и ХОЧЕТ умереть, чтобы навсегда избавиться от этого жалкого подобия жизни. Если она убьет Джека, это не заставит его заплатить за свои преступления. Его смерть не вернет ее маму обратно к жизни, даже ничем не поможет самой Лизе – наоборот, лишь опустит ее до его уровня. Она не хотела этого.
За эти несколько секунд Лиза поняла одну вещь, о которой никогда не задумывалась раньше. Джек был трусом. Он спрятал свою истинную сущность за маской сильного и смелого человека, но когда он потерял ее вместе со своей репутацией, он начал искать утешения в алкоголе. Когда он не мог контролировать ярость в своей душе, он вымещал ее на людях, которые не могли ответить ему тем же – на своей жене и дочери. Теперь он боялся встречи с правосудием, боялся отвечать за совершенные им же самим поступки. У него не хватало храбрости даже признаться в них самому себе. Лиза поняла, что самым страшным наказанием для Джека – и самым лучшим способом отомстить ему – будет его жизнь. Осознав это, Лиза поняла, что победила его.
Отступив назад, она медленно опустила руки, не бросая пистолета.
— Прощай, Джек, — произнесла она, и вышла из дома, навстречу своему будущему.

——— ЭПИЛОГ ———

Лиза стояла возле могилы, глядя на надгробие. «Сьюзан Фицджеральд. 1963-1999. Любящая жена, мать и дочь» – было высечено на нем. Лиза пыталась разобраться в своих чувствах – она больше не ощущала горечи, которая преследовала ее в прошлом, ведь теперь она знала, что ее мать никогда не думала бросать ее одну. Лиза давно уже свыклась с мыслью, что никогда больше не увидит Сьюзан, и хоть ей было по-прежнему грустно, что женщина, подарившая ей когда-то жизнь, теперь мертва, все же у нее была теперь другая мама. В душе Лизы боролись самые различные эмоции, но она была уверена, что отныне у нее хватит сил справиться с ними. Она устала чувствовать боль и грусть, ей хотелось жить дальше.
Формально она теперь являлась сиротой – хотя на самом деле это было далеко не так. Мардж и Гомер были родителями, о которых можно только мечтать, Мэгги была прекрасным ребенком, а Барт... скажем так, Барт оставался Бартом. Как ни странно, Лиза не почувствовала почти никаких эмоций, когда узнала, что Джека нашли повесившимся в своей камере. Скорее всего, она почувствовала облегчение – он ушел от нее навсегда, и слава Богу. Эта страница в ее истории отныне была закрыта.
Но полностью забыть о Джеке она не могла. Возможно, если бы в его детстве кто-нибудь принял его в свой дом, как это случилось с ней, все произошло бы совсем иначе. Может быть, тогда он не погрузился бы в мрачную пропасть горя и жалости к себе, уничтожившую его разум, и его жизнь не оборвалась бы так печально. Тем не менее, Лиза уже успела провести достаточно времени, мечтая вернуться в далекое прошлое, когда Джек еще был нормальным человеком, и сейчас ей больше не хотелось оглядываться назад.
Эта часть ее жизни закончилась навсегда. Новая же только началась.
Лиза была рада, что пришла сюда одна. Это дало ей возможность спокойно подумать обо всем, разобраться в собственных чувствах. Она чувствовала солнечное тепло, ласковые дуновения ветра, шевелившего ее платье... букет цветов, который она держала в руках, до сих пор издавал приятный аромат. Это было забавно – она находилась среди мертвых, но чувствовала себя живой, как никогда...
— Лиза! Лиза! — раздался чей-то голос позади нее.
Повернувшись, Лиза увидела, как к ней приближается знакомая фигура, одетая в белое.
— Так вот ты где. Мы повсюду искали тебя! — добавила Стефани, подходя к Лизе.
— Простите. Я просто решила придти сюда... хотела навестить маму, — смущенно ответила она.
— Ничего, — мягко ответила Стефани, вновь улыбнувшись. — Все в порядке?
— Да, теперь в порядке, — голос Лизы прозвучал уверенно. — Ох, вы так прекрасно выглядите в этом платье! — восхищенно добавила она. — Только подумать, ведь теперь мне придется называть вас «миссис Вир».
— Лиза, называй меня просто Стефани, — ответила та, снова улыбнувшись.
Из церкви, расположенной неподалеку, послышались звуки колокола.
— Пойдем, Лиза, — возбужденно произнесла Стефани. — Какая может быть свадьба без девочки с цветами?
Лиза хихикнула, и взяла ее за руку.

* * *

Здесь все выглядело иначе... совсем не так, каким она помнила это место в прошлом.
Лиза осмотрела дом, почти не слыша болтовни агента по продаже недвижимости. Она провела здесь немало времени, как счастливого, так и не очень. Она долгие годы старалась вычеркнуть воспоминания об этом из своей памяти, но сейчас чувствовала себя достаточно уверенной, чтобы вновь встретиться с ними лицом к лицу.
Осматривая свою старую комнатку, Лиза размышляла, как могла бы повернуться ее жизнь, если бы ее семья не покинула ее, если бы ее отец ничего не знал о приключении своей жены, если бы, если бы, если бы... Тогда, много лет назад, она очень много раздумывала обо всем этом – и неизменно приходила к выводу, что история не имеет сослагательного наклонения. Жизнь когда-то обошлась с ней достаточно сурово, но она прошла через все это, и теперь имела полное право гордиться этим. Теперь у нее было все, о чем она могла только мечтать – любящий муж, прекрасный ребенок, интересная работа...
Нужно уметь радоваться тому, что у тебя есть сейчас, и не требовать от жизни большего. Лиза не позволила горю и бесплодным сожалениям в своей душе превратиться в гнев и ярость. Она стала выше всего этого – ведь никогда не поздно сменить дорогу, по которой ты идешь сейчас.
— Что скажете, сенатор Дженсен? — прервал ее мысли агент.
Сенатор Дженсен... подумала Лиза. Понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к такому обращению.
— Я покупаю этот дом, — ответила она.
Агент покинул ее, чтобы позвонить по телефону и приготовить необходимые бумаги. Лиза позвала к себе сына.
— Мама, зачем нам еще один дом? — спросил он, подбегая к своей матери. — У нас ведь уже есть один!
— В этом доме я жила, когда была маленькой, Марк, — ответила Лиза.
Она положила руки ему на плечи и посмотрела на него с гордостью. Ему было всего одиннадцать лет... когда ей было столько же, она пыталась убить себя. Не было дня, чтобы она не поблагодарила Бога за то, что ей не удалось тогда сделать это.
Для любого человека, пережившего жестокое обращение в детстве, существует два способа относиться к своим собственным детям. Можно было поступать с ребенком так же, как поступали с тобой родители, и продолжить заколдованный круг жестокости, как это и сделал Джек. А можно было разорвать этот круг, и растить своих детей с той любовью и заботой, которых тебе самому так не хватало в детстве. Это был трудный путь, но Лиза избрала его.
Она вновь посмотрела на сына. Марк был во многом похож на своих родителей – от матери он унаследовал творческий склад ума, от отца – характер и темперамент. В своем юном возрасте он уже был неплохим художником, правда, иногда в раздражении уничтожавшим свои собственные работы. Лиза понимала, что должна относиться к сыну строже, когда он так поступает – но ничего не могла с собой поделать. Она принимала его таким, какой он есть.
— Марк? — нежно сказала Лиза, взяв сына за руку.
— Что, мама?
— Я люблю тебя...
После тяжелой паузы Марк лишь крепче сжал ее руку.
— Я тоже люблю тебя, мама.

Конец