Я не знаю чего еще не видел этот дом. Однако сегодня и впрямь, можно сказать, дым коромыслом. Кажется Барт кричит матери, только переступившей порог - "Мама, мама! Лиза опять разбушевалась." - Кричит вроде встревожено, но глаза у него, при этом весёлые, озорные.
Как то обычно бывает, никто уже не знает, вернее не может сказать с чего всё началось, вернее, держит у себя в голове единственно верную причину, настолько неотделимую от переживаемых эмоций, что если бы её попросили высказать в слух, то наверное рассмеялся ввиду её нелепости. Причина, как всегда, столь мизерна, а следующий за ней накал страстей настолько грандиозен, что никому и в голову не придёт заниматься отделением одного от другого. По сути это было бы равносильно выяснению главенствующей роли в убийстве пули, или спускового крючка. Слишком бесполезными выдаются эти мысли пост фактум, и слишком наивными во время самого факта, когда могли бы что-то изменить. Незначительная искра - жизнь которой мгновение, и огромные запасы топлива, дающие возможность развернуться стихии.
С такими же запасами топлива, можно сравнивать напряжения, между людьми столь не схожими, что остаётся только удивляться, как они, искушая судьбу, рискуют жить под одной крышей. Накапливая, словно электростатический заряд, недовольство друг другом. Разумеется эти запасы потенциальной энергии, рано или поздно найдут выход. И тогда причиной может послужить даже чья-то отрыжка, или неудачная шутка, и никакими эстетическими чувствами этого уже не пересилить. Не помогут ни выдержка, ни культура поведения, ни сдержанность, словом всё то, что принято считать, добродетелью человеческой. Можно даже сказать, они только сдерживают, позволяя недовольству перейти все мыслимые пределы, после чего мирное поразумение становиться уже невозможным, а истерическая развязка, действием физиологически необходимым, для сохранения цэлостности своей натуры, то чего добровольно никто не захочет лишаться, хотя само по себе оно переменчиво не менее чем водная поверхность в ветреные дни.
- Вы еще горшки побейте! - Говорит Мардж, лицо её прекрасно в порыве благородного гнева, и вместе с тем, как душа у которой много чего накипело и сдерживаемая, но готовая броситься в разгар событий с энергией, быть может, во многом превышающую уже выплеснутую, шокировав противоборствующие стороны, просто потому, что всем можно - а ей нельзя, вызывает уважение. Но ей прекрасно ясно, если она броситься в выяснение отношений, то у всего этого дома не останется больше опоры, и в семье еще на долго воцариться хаос, значит кто-то должен оставаться спокойным - она должна.
- Лиза, ты не должна себя так вести. - Пытаясь оставаться спокойной, с укоризной продолжила мать семейства.
- Но..
- Мы с твоим отцом часто обсуждаем твоё поведение, последнее время..
- Надо же! Обсуждаете.. - Передразнила её Лиза.
- Да в перерывах между политикой и.. - Гомэр осёкся, уловив предупреждающий взгляд Мардж.
- Нас беспокоит твоё будущее, ты должна мягче относиться к людям, подстраиваться под них.
- Я и так терплю всё что только можно, как ты можешь меня упрекать в этом!
- Лиза, относись мягче к окружающим.
- Низачто!
Так маленькая, рассерженная, колючеволосая девочка, которой кажется что её никто не понимает, и которая чувствует себя от этого глубоко несчастной, убегает в свою комнату. Её попытаются уговорить, заставить признать часть своей вины, она знает, потому что когда идёшь на уступки, сложно расчитывать на примирение, если всю вину вынуждена брать на себя, только одна сторона. Нет, лучше закрыться в своей комнате, чем искать компромиссов с совестью, которые окажутся лишь почвой для новых конфликтов.
Часто, можно себя спросить - что общего у тебя с этими людьми, и разве не только волею обстоятельств мы вынуждены делить с ними один кров. И хоть это звучит дико, но разве не к ним имеем самые настоящие причины испытывать ненависть. Пусть девочка и не признаётся себе в этом, но мысли которые будут обседать её одну в маленькой комнате не развеют того мрака, и той удушливой атмосферы, в которой, кажется, можно задохнуться.
А в действительности, что у неё с ними общего? Один - несусветный дурак, неизвестно как цепляющийся за жизнь, с которой при любом другом раскладе, давно уже должен был расстаться. И у которого стаёт идиотизма, гордиться этим. Брат - настолько убогий духовно и жестокосердный, что кажется его не волнует ничего кроме собственного я. Мать, к которой испытываешь чувства настолько смешанные, что среди них уже трудно различить любовь. Быть может она есть, должна быть, за всё то хорошее, что она делает для своей дочери, но за это скорее будешь испытывать благодарность. Вместе с тем, своими жизненными взглядами, и иногда даже откровенными обидами, вызывает такую искреннюю досаду, смешанную с огорчением, что это не может не выразиться, в почти непреодолимом к ней презрении.
Едва ли, можно взять на себя смелость, заявив, в своём сознании, об этом открыто, но подобные чувства не всегда требуют осмысления, чтобы распознать их. Разъедая потихоньку доверие к себе. Ведь, когда заглядывая в себя, видишь вместо непреложных истин, только сомнения, или вовсе то чему там быть не следует, откуда оно может взяться.
Как ни анализируй, но они были и останутся семейкой филистеров. Странно себе в таком признаваться, но в сущности они только позорят её своим существованием, хотя конечно избавляют от массы проблем на бытовом уровне. И если кого и имеет право ненавидеть, то это свою семью. Но кажется если только произнести эту мысль, дать ей сформироваться, то случиться нечто непоправимое, а её саму ждут ужасные наказания за тяжкие грехи. Всё это тем более удивительно, если учесть, что она уже давно отбросила шаблонную христианскую мораль и привыкла пользоваться в этих делах исключительно здравым смыслом. Но такие, пускай и отжившие стереотипы, чрезвычайно живучи в человеческом сознании, кто знает почему? Во имя чего она должна страдать, сдерживая эти глубинные порывы, каких идиотских принципов?
В действительности, так ли хорошо мы знаем тех кто живёт рядом с нами. Кто они? По сути, те же незнакомцы, видеть которых вошло в привычку, об их настроении, предпочтениях, можно сказать по одному внешнему виду, а даже порой предугадать мысли или поступки. Но является ли это всё человеческой личностью? Она остаётся сокрыта даже при обоюдном желании познания. Весь анализ строиться на принятии базовых понятий и допущений, которые к счастью настолько развиты, что позволят охватить значительный спектр и заглянуть даже туда, куда казалось бы нельзя. Или заставить поверить в такую возможность. Так же можно судить о звёздах, видя одни лишь яркие точки на фотографиях с огромной выдержкой, каждая из которых имеет свои характеристики, о которых никогда не узнать и не увидеть в близи, но легко может быть классифицирована.
Так и сейчас, сидя у окна, обнимая свой дневник, Лиза не могла сказать, что из этого потока мыслей - её, а что больше похоже на наваждение, нашептываемое косыми потоками начинающегося дождя. И правда она слышала какое-то булькание, то ли из забитых рынв водоотводов с крыши, либо еще откуда-то. Вселяло оно страх и уверенность, точнее предчувствие, что это не может хорошо закончиться, но в этом предчувствии и заключалась странная, неестественная для такой ситуации уверенность. Она чувствовала острую необходимость записать свои переживания в дневник, как уже не раз пыталась сделать в подобных случаях до этого, но всё время главное оказывалось оттенённым какой-то мелочью и пустяками. Почти досадуя на себя за это, Лиза видела среди причин, одно лишь своё малодушие, разбираясь с которым, теряла главную мысль. Но сейчас, в состоянии отрешенном и сосредоточенном, когда из памяти всплывают различные обрывки, ставшие ясными ранее, и применительно к новой цели, складываются в причудливую мозаику, помешать которой не в состоянии каждодневная суета. Когда, в итоге, развеивается тот туман, скопившийся над истиной, но блеснув на короткое время, та готова снова исчезнуть, чтобы не пугать своей холодной глубиной. От которой каждый стремиться поскорее укрыться в таком уютном тумане, и пытаясь её удержать, фактически нужно идти против своей природы. Лизе казалось, будто перед ней открылась одна такая истина. Запищи она которую в свой дневник, случиться нечто ужасное, весь дом, а может и весь мир провалиться в тартары, и только крепче прижимала к себе потрёпанную тетрадь, вглядываясь немигающим взглядом в тёмное окно. Она не понимала, почему, если эта истина так ужасна, она не протестует против неё всеми клеточками своего тела, и всеми фибрами души. Вместо этого, была спокойная уверенность в том, что она не пришла к ней спонтанно и не разувериться завтра с первыми лучами рассвета, как то часто бывает с мыслями навеянными ночью, плохой погодой и настроением, это лишь логическое следствие всего пережитого ей, на протяжении долгих лет. Было ощущение, что это знание было с ней уже давно, но открыто призналось только сейчас - она ненавидит своих родителей, и как к этому не относись, изменить уже ничего нельзя.
На все вопросы: почему, как? Можно было дать один ответ - свершилось, и какая разница теперь, какими путями разум пришел к этому выводу. Можно было вывести цэлую теорию про родственность любви и ненависти, про то как познавая реальность, мы всё более разочаровуемся в ней, в конечном итоге, обращая свою обиду и злость на тех кто дал тебе эту никому не нужную жизнь, должен был служить опорой в ней, но не служил, вместо этого болтался под ногами, давая полнее почувствовать собственную никчемность.
Лиза громко выдохнула, казалось она забывала дышать, зачем, ей было так хорошо в своём новом одиночестве.
Но вместе с тем, разбираясь в своём чувстве, она могла отметить для себя, что оно состоит не только из чистой, искрящейся, праведной ненависти, но и более приземлённых и мелких чувств. Например они все её просто дико раздражали: Брат - своей самоуверенностью и эгоизмом; Отец - несокрушимым идиотизмом, и просто плохими привычками, из-за которых к нему примешивалось почти физическое отвращение; Мать - своей слащавой улыбкой, и вечными попытками выставить всё в лучшем свете, чем оно есть на самом деле. И тем не менее понимала, что никуда от этого не уйдёт и завтра будет так же есть с этими людьми за одним столом. Было что-то не справедливое, противоестественное в этом, так не должно было быть.
Шепча про себя последние четыре слова как мантру, Лиза почувствовала как её тело словно окаменело, ей не хватало кислорода и сделав несколько судорожных вдохов, почувствовала себя в конец обессилившей. Ей вдруг страстно захотелось молиться, она стала на колени, но первый запал "спасительности", этой мысли, прошел. Кому? Вот был главный вопрос. Не смотря на свою принадлежность к Буддизму, чувствовалось, что на этом месте в её душе была пустота, и было бы лицемерием молиться в соответствии с этими традициями, нет он был хорош для успокоения нервов и расстроенного сознания, но истинного Буддийского спокойствия мыслей и созерцания не принёс. Это был своего рода модный туалет, который она примеряла, и даже гордилась, в тайне, широтой своих взглядов. Но религия не может выбираться по желанию, или меняться в любой день недели, в зависимости от настроения. По этому, там где нам кажется, мы приручили её, привив как плодоносящую почку в определённом месте мозга, научив ладить с сознанием, выбрав в соответствии со своими вкусами, в такие моменты сильных душевных потрясений, там оказывается пустота.
Дело в том что религия прививается как болезнь с детства, в еще почти бессознательном возрасте, и такие взгляды самые устойчивые, ибо они как нельзя лучше соответствуют человеческой природе. Даже если эту часть души оставили, вытравили как кислотой, логикой и сомнениями с сопоставлениями, и кажется, что там ничего больше нет, в периоды глубочайших потрясений, мозг всё равно обращается к ней, а взгляды над которыми смеялся в обычные дни начинают воскресать, неизвестно откуда.
Так и Лиза, обнаружила себя, обращающейся к христианскому богу. На все доводы разума, что бог один, как его не называй (сомневаться в его существовании ей сейчас очень не хотелось), какое-то внутреннее чувство подсказывало именно эти формы, вероятно заимствовав их еще с времён раннего детства, как-то связав на эмоциональном уровне с защищенностью и искуплением. Всё остальное было мёртвым, шаблонным продуктом чистого разума и разумеется не годилось. Лиза вспомнила, что не знает с чего надо начинать молиться в таких случаях, но подумала, что если просто изольёт душу, то ей станет легче.
- Господи прости... - Начала она и вдруг запнулась.. Как можно было ей надеяться на прощение? Ведь то что она отрицала, было фактически его волей, если принимать Библейские каноны бытия. Да, вспоминалось что-то такое из проповедей, где всегда учили, что бог милостивый и всепрощающий. Но отрицая это, она фактически отрицала самого бога, как можно было после этого просить у него прощения, или защиты? Конечно, ей оставалось одно - смирение, но Лизе казалось, что этого не наступит никогда, пока она жива. А раз так, то всё это было ложью, чем ей поможет лживая молитва, или лживое раскаяние? Последний оплот, который мог бы дать ей силы и уверенность, развалился. Осознавая это, Лиза чувствовала только закипающую злобу, внутри себя. Так пусть же её ненависть станет абсолютной, она ненавидит себя, ненавидит своих родителей, ненавидит этот мир, ненавидит этого бога! Ей были слышны гулкие удары сердца в висках, и она, сдавливая их руками, раз за разом прикладывала холодные ладони к щекам, от которых аж пащило жаром.
- Какая утонченная жестокость, сотворить всех рабами и требовать за это любить себя. - Думалось ей, хотя разум тут же подсказывал возможную цэлесообразность такого решения, в том, что только преодолевая что-то, мы можем познать ценность достигнутого и прочие шаблонные фразы, которые говорятся в ответ на такие аргументы, но ей не хотелось ничего слушать.
Продолжая сидеть так, Лиза чувствовала неумолимую потребность действовать, иначе с её здоровьем могло случиться что-то нехорошее. Что-то должно было случиться обязательно, иначе просто не могло быть, и она ловила себя на мысли, что думает об этом, как о чем-то совершенно от неё не зависящем. Тот гнёт который нужно будет переносить оставаясь в этом доме, совершенно непереносим, значит нужно уйти. Странно ей казалось, что это решение приняли за неё, хотя и понимала что это не правильно.
Крадучись, стараясь никого не разбудить, наступив на скрипучую половицу, или столкнув вазу с тумбочки, Лиза пробиралась по дому. К счастью, после выходных, Мардж всегда оставляла одежду уже сложенной и постиранной, так же поступала и с обедами в школу, если была уверенна что утром не будет времени их приготовить. Так было и сегодня. Одеваясь Лиза отметила, что способна с необычайной тщательностью планировать, предусматривая каждый пустяк, не смотря на все переживания творившиеся у неё в душе, ведь будет потом очень обидно возвращаться, а этого ей аж никак не хотелось. Например, она знала, что на улице дождь, поэтому лучше сразу будет одеть прорезиненную куртку, которая хоть и не совсем непромокаемая, но на некоторое время защитит от него, так же, всё расчитывала относительно остальных предметов гардероба, стараясь укутаться как можно теплее и других вещей, которые могли пригодиться.
Наконец, собрав всё необходимое на первое время и сложив его в свой ранец, Лиза вышла на улицу. Дождь, к тому времени, уже прекратился, но веяло сыростью и холодом, что было заметно даже только что вышедшей из тепла. Небо заметно очистилось, в разрывах облаков проглядывали яркие звёзды, а прямо над головой висела огромная Луна. На секунду Лиза засмотрелась на неё, никак не ожидая, что она могла быть такой огромной, стараясь внушить себе, что это всего лишь оптический обман. Наконец оторвав от неё взгляд и бодро выдохнув, зашагала не оглядываясь, прочь из этого дома.
Шла она, стараясь не попасця никому на глаза, почему-то казалось, если вдруг кто-то увидит одинокую маленькую девочку, бредущую в котором часу ночи, добром это не кончится. Особенно боялась проезжающих машин, светящих яркими фарами, стараясь держаться как можно дальше от дорог, проезжих частей, выбирая между окольными путями и нехожеными тропами.
Удивительно, но вместо тягостного чувства, которое бывает когда покидаешь родные места, настроение у неё было почти приподнятое. Её сердечко колотилось в повышенном ритме, но не так как около часа назад, когда оно, казалось, раздирало грудную клетку на части, вторя диссонирующим мыслям в голове, теперь его энергия была направленна на действие и тело наоборот становилось вместо каменного, послушным, готовым на любые свершения. Это придавало бодрости и уверенности в себе. Не смотря на то, что уже давно перевалило за полночь, Лизе совсем не хотелось спать. Её подбадривала мысль, о возможно предстоящем ей уникальном приключении, на которое мало кто бы отважился в её возрасте, к тому же она совершает его не в порыве обиженного ребёнка, а досконально разобравшись в своих чувствах, убедившись в отсутствии иного выхода, что придавало некий оттенок исключительности её поступку, в собственных глазах. Почему-то, казалось, это многое меняет и должно вызывать уважение, в её глазах вызывало, такая твёрдая решимость, да, она им еще покажет.. Минуточку, что "покажет"? Разве подлежит сомнению факт, о невозможности возврата под крышу того дома? Поэтому, ей и не нужно стараться что-то "доказывать", или "показывать" этим людям, всё что нужно было сделать - просто уйти. Конечно было ясно, просто так ей уйти никто не даст, зачастую всякие посторонние личности, так и норовят проявить заботу о чужом благе, даже не зная в чем оно заключается. Но вопреки этому, она должна была продемонстрировать серьёзность своих намерений. А там, как знать, может быть удастся добиться опекунства, или чего-то еще, по крайней мере Лиза пообещала себе приложить все силы своего мозга для этого. Расчитывая добраться до ближайшего населённого пункта где бы её не знали, где можно было бы связаться с единственным человеком, который, как казалось, мог бы её понять, бывшим школьным учителем Бэргстрёмом. Конечно в 99 процентов случаев, можно было сказать, что он в тот же день отвезёт её домой, но можно было надеяться покрайней мере, на то, что он хотя бы выслушает и попытается понять, может быть, даже что-то посоветует, с высоты своего опыта, а может, о неистощимость надежды, поможет в её замыслах. Главным условием было оставаться незамеченной и избегать тех мест, где о ней могли бы сообщить. Она еще раз оглянулась, но нет, никого не было на улицах, казалось, весь город спал, а теперь уже подойдя к окраинам, первая часть плана была практически осуществлённой. Однако остальное от этого не выглядело более реальным. Отчетливо понимая, что при живых родственниках, ничего у неё не получиться, внезапно её резанула мысль - "было бы лучше, если бы все они умерли."
Ужаснувшись от такой идеи, в те секунды пока не могла поверить в неё, воображение уже успело нарисовать несколько картин, в которых она могла поспособствовать преждевременной кончине своей семьи и самое главное, остаться вне подозрений. Поражаясь, как она так быстро перешла к осознанию и главное принятию этих фактов, более того, прогрессирует на этом пути такими темпами, что речь уже идёт об убийстве, пусть и моральном. У неё было только одно логическое объяснение, видимо она давно об этом знает и сейчас только сознаётся себе в этом, что нисходит на неё в виде таких откровений. Либо же, её сумел подчинить своей власти сам сатана. Наверное, все эти годы её пытались приучить любить, внушали что она должна, а чего не должна, но теперь, заглянув туда и обнаружив какое же всё пустое, то это могло обратиться только жгучей всепоглощающей ненавистью, либо пустотой. К несчастью в ней оказалось слишком много жизненных сил, которые искали выхода в не фальшивом чувстве.
Разбирая, должна ли нести ответственность за подобные мысли, Лиза не заметила как покинула город. Ведь что есть ненависть, как не желание зла тому кого ненавидишь, таким образом, если быть последовательной до конца, то она желала смерти своей семье.
- Нет! Не так.! Я не желаю ихней смерти. - пытался слабо протестовать одинокий голос в сознании.
- Просто не хочешь ручки марать? - ехидно вставлял другой.
Нет, ненависть избавленная действенности это презрение, но она не видела в своём чувстве столько безразличия и эта спасительная ниточка оборвалась.
- О боже, боже.. - шептала она не в силах продолжить дальше, хотелось бежать неизвестно куда, не останавливаясь, без оглядки. Теперь можно было сказать, что её бегство мера не только вынужденная для неё самой, но и так же необходимая для безопасности её семьи.
И она побежала, дальше от людей и самой себя. Если раньше её путь вырисовывался не очень четко, то теперь и вовсе пролегал куда глаза глядят. Она бежала методично, сосредоточившись на самом процессе, огибая препятствия и большие лужи, всё чаще попадающиеся на её пути, по мере отдаления от города. Где-то через пол часа Лиза почувствовала, что начинает выдыхаться. Пока она так бежала, ей удавалось отвлечься от своих "демонов". Но теперь, бег начал казаться ей глупой затеей. Перейдя на шаг, Лиза пыталась перевести дыхание и осмотреться, что бы понять, куда попала. Она не очень хорошо знала окрестности Спрингфилда, притом такие дикие, и могла констатировать, только что этот уголок ей совершенно не знаком. К тому моменту, небо снова заволокло облаками, и кажется опять собирался идти дождь, из-за этого света стало еще меньше, и невозможно было с ориентироваться по особенностям рельефа, или высоким объектам города, от которого, она была уверенна, находилась не так далеко. Оставалось только сохраняя спокойствие, дождаться утра, чтобы понять куда она попала и в какую сторону идти дальше.
Но этот старый лес пугал её, чем дольше она оставалась здесь, тем отчетливее чувствовала, как в кровь забирается леденящий ужас, от которого волосы начинали шевелиться на голове. Первое что поразило - абсолютная, всепоглощающая тишина, свидетельствовавшая, как бы о замороженности всего, только не громкое подвывание ветра в кронах деревьев, которые раскачиваясь, иногда поскрипывали. Их голые ветви можно было смутно различить чуть белесоватыми полосами, на фоне еще более черного неба. Постепенно Лизе начало казаться, будто они представляют собой единый организм, чужеродный, и не живущий по законам этого мира, чувствуя себя на его фоне, маленькой и заблудшей. Даже все эти звуки не нарушали общей тишины, которая, казалось, кричала у неё в ушах. Лиза уже давно никуда не шла, а только села, стараясь сжаться, занимая как можно меньше места. Трудно передать насколько она была здесь чужой, лес, он был мёртвый, ожидавший прихода весны и с ней воскрешения его сил, враждебный к ней, а она была живая, чувствуя себя виноватой за это. Казалось в завываниях ветра, скрипах, происходили действия не вполне понятных земных сил, а это души давно умерших, таких же мёртвых как и сам лес, возможно так же ждущих возможности возрождения, бродили тут не находя успокоения, переговариваясь между собой, сурово взирая на неё, и у которых нечего ждать снисхождения к живым.
То ли внезапный хруст ветки, то ли еще что-то, испугало её, Лиза понимая что больше не в состоянии выдерживать весь этот ужас, понеслась, не разбирая дороги, напролом, через самые высокие кусты и буреломы, рытвины и канавы. Если раньше она бежала хоть и не зная куда, но методично, почти с осторожностью, выбирая путь, то теперь, чисто рефлекторно, абсолютно не чувствуя своего тела, натыкаясь и обламывая сучки, сметая ветки, больно хлеставшие по лицу. Пробежав так, наверное метров с пятьдесят, за время которому могли бы позавидовать лучшие спринтеры школы, Лиза зацепилась обо что-то и с размаху шлёпнулась в лужу. "Купание" несколько остудило запал, по крайней мере ей удалось взять себя в руки. Имея такой неприглядный результат своего поведения, сарказмом, Лизе удалось сдержать свои страхи, остаток ночи, хотя бы не дав им вырваться наружу и не на долго даже заснуть под утро.
Начавшийся дождь, в перемешку со снегом, в конец промочил её "непромокаемую" курточку, с подветренной стороны, заставляя даже сквозь сон дрожать от холода, ей снилось будто её облепляют разные ползучие гады, и этот холод, от прикосновения их тел. Наконец, отбиваясь от них, чиркнув пару раз ладонью по мёрзлой земле, она проснулась, далеко не сразу вспомнив проишествия прошлой ночи и где находиться. При бледном свете дня Лиза смогла осмотреться, и понять, наконец, куда попала.
То что вчера казалось дремучим лесом, на самом деле было окраиной строительной площадки нового мусорного полигона, который местные власти упорно лоббировали, проталкивая через все инстанции, не смотря на сопротивление жителей близлежащих районов. Собственно по этому, здесь и было так много глубоких колей, заполненных водой, в одну из которых ей довелось вчера упасть. Работы пока не велись (поэтому, наверное, участок еще не полностью освободили от леса), но всё равно, лучше было убраться отсюда поскорее. Вот только куда идти, в этом Лиза была уже совсем не уверена. Ей было мерзко, холодно и сыро, ужасно хотелось домой, в тепло, где о ней непременно позаботятся. Но усилием воли она гнала от себя эти образы, списывая их на слабость человеческой натуры. Всё её естество протестовало против этого, это будет выглядеть как будто она сдастся, едва столкнувшись с первыми трудностями. Да, проснись она раньше и с умей сориентироваться, можно было спокойно вернуться, и ничем не рискуя замести следы. Но теперь, её исчезновение наверное давно заметили, может уже даже объявили в розыск. Вернись она сейчас, пришлось бы объяснять причины своего поступка, придумывать что-то на ходу, лгать, ибо никто бы не поверил в те рассуждения которые она доказывала себе прошлой ночью, нет, это было выше её сил, пройти через такое унижение. И она почти насильно приказала своим ногам оставаться на месте.
А что оставалось делать? Идти в Шелбивилль, который теперь казался так невыносимо далеко, к тому же, если семья сообщила о её исчезновении, то полиция наверняка свяжется с тамошними отделениями, и скрываться в другом городе будет почти так же невозможно как в своём. Прийдя к выводу, что собиралась идти туда только для того чтобы позвонить Бергстрёму, эта затея показалась ей невероятно глупой. Ведь это можно было сделать и отсюда, не надеялась же она и вправду, что он приедет заберёт её. Тогда, действительно, наличие родителей рядом могло бы стать помехой, но справедливо рассудив, что так не будет, потому что не будет никогда, Лиза начала обдумывать свою новую идею. Надо было просто найти такое место, откуда она могла бы это сделать, не привлекая особого внимания.
С последним выходила, однако, небольшая заминка, вспоминая своё вчерашнее падение лицом в грязь, ей становилась ясна невозможность показаться в таком виде, в мало-мальски людном месте. Ситуация сложилась патовая, она не могла нигде отмыться от грязи, не привлекая к себе внимания, и не могла никуда отправиться, от неё не избавившись.
Постояв так в нерешительности несколько минут, подсказку ей дала сама природа. Лиза раскинула руки и запрокинув голову, стояла так, подставляя лицо и перепачканные руки, холодным каплям моросящего дождя, ожидая пока влага медленно скапливалась там, находя в этом даже что-то приятное, если не считать ледяной температуры воды. Стоя так она почему-то подумала, что теперь непременно заболеет, причем простуда казалась неимоверно лёгким вариантом.. Убедившись в том, что ладони достаточно чистые, Лиза потёрла ими по лицу, повторив эту процедуру пару раз, всё время по долгу ожидая пока осадки смоют возможные разводы грязи, после чего, для верности, еще переодела куртку на выворот. Теперь можно было быть уверенной, что в случае чего, она могла сойти, просто за человека попавшего под сильный дождь.
Во время той своей, памятной ночной спринтерской пробежки, рюкзачек где-то потерялся. В принципе, его наверное можно было найти неподалёку, но решив, что больше не желает тут задерживаться, Лиза поспешила по направлению к городу. В цэнтральную библиотеку, только там можно было найти нужный телефонный справочник, и только там бывает достаточно пустынно и сонно, особенно в это время. Теперь она шла по улицам энергично, ни от кого не таясь, думая что должна привлекать у всех внимание не больше чем они у неё, и спеша поскорее добраться до нужного места, где можно было если не высохнуть, то хотя бы немного согреться. Сейчас она шла не так как вчера, радуясь уже хотя бы тому, что не донимают мысли попортившие ей не мало крови прошлым вечером, морально отдыхая от них.
Вот и оно, здание библиотеки. Толкнув массивную дверь, сразу же оказываешься в немного ином, не таком суматошном, мире, можно вдохнуть приятный запах цэлюлозы, зрение не режет яркий свет, или аляповатые, безвкусные формы, всё выдержано в классическом стиле. Как всегда склонившись над чем-то, сидит миссис С., знакомая библиотекарша, приятная женщина средних лет.
- Привет Лиза, что-то ты рано, сегодня ведь кажется не выходной день. - Поприветствовала её, оторвавшись от книги, она.
- У меня особое задание. Могу я воспользоваться справочником и телефоном?
- Да, конечно. Только смотри, не наговори слишком много. - Ответила та, и снова упёрлась взглядом в выдуманные миры.
Лизу кольнуло такое недоверие, и от кого. Когда это она злоупотребляла чужим доверием? Но подумав, что достойна таких и даже худших упрёков, с недавнего времени, еще больше нахмурившись, и опустив голову, прошла дальше.
Перерыв кучу фамилий, она нашла нужную. Дрожащими от волнения руками набрав номер, и выжидая неимоверно долгие гудки, надеясь, только что бы он был дома, наконец, ей показалось, что на том конце произошло какое-то движение.
- Мистер Бергстрём, это вы?
- Да, а с кем я говорю?
- Вы меня наверное не помните, это Лиза, Лиза Симпсон, ваша бывшая ученица, вы заменяли заболевшую учительницу у меня в классе.
- Дитя, если бы я запоминал всех заболевших учительниц, и классы в которых что-то заменял, то уже давно бы свихнулся.. Ах да Лиза, погоди, кажется я припоминаю тебя, ты та девочка которая провожала меня на вокзал..?
- Это и правда очень здорово, что вы меня помните. - У Лизы перехватило дыхание от избытка нахлынувших эмоций. Ей было очень радостно, что он её всё таки узнал, и вместе с тем немного не приятно, от того как сделал это, как-то не так как она ожидала. Видимо столько передумав об этом человеке, практически, в своём воображении, ставя его на место своего отца, что мимовольно была уверенна в том, что и он обязательно должен думать о ней, как минимум не меньше. А тут её едва узнали, не ошиблась ли она в своих ожиданиях? Впрочем нужно было продолжать.
- Я хотела спросить, не могли бы мы увидится? Понимаю, с моей стороны это звучит несколько неожиданно, и быть может, не очень вежливо, но мне действительно нужно поговорить с вами. - Пытаясь вложить в голос достаточно мольбы, как можно тише говорила в трубку она, положение у неё и правда было не завидное.
- Э_э.. видишь ли Лиза, - Раздалось после долгой паузы - я сейчас немного занят. А что случилось? Может можно чем-то так помочь?
- Ну это не совсем телефонный разговор. Точнее совсем не телефонный, но у меня нет выбора. Я сбежала из дому - на том конце провода, похоже кто-то чем-то подавился - и не знаю, что мне теперь делать. Думала вы сможете приехать.
- Агрх.., ты в своём уме девочка! Да я сейчас же должен сообщить о твоём местонахождении твоим родителям. Не хватало мне еще разбираться с судом за сокрытие данного факта, и потом обвинений в непредписанных отношениях между учителем и его бывшей ученицей, знаешь как газеты любят такие истории. - Всё это звучало так грубо и пошло, и даже более того, понимая что у него есть все основания так говорить, Лиза тем более не могла ему этого простить.
- Да мистер Бергстрём, извините за беспокойство. - Прошептала она.
Из трубки еще доносились выкрики - Стой! Не клади трубку! Где ты сейчас?! - Но она уже оборвала связь. Еще одна ниточка связывавшая её с жизнью оборвалась.
- С тобой всё в порядке, Лиза, на тебе лица нет. - Участливо поинтересовалась миссис С., когда та выходила из библиотеки.
- Нет, спасибо, всё хорошо. - Шаблонно ответила она, удивляясь, что находятся ведь люди которым еще есть дело до её чувств, хотя, вероятно через минуту эта библиотекарша и думать за неё забудет, а эту фразу подсказала ей только вежливость.
В принципе, теперь со спокойной совестью она могла возвращаться домой, больше идти было некуда. Не делала же этого только из гордости, и нужды явиться с повинной головой. Казалось, чем больше времени она выторгует себе, тем радостнее её встретят там. И то наверняка возрадуется на короткое время только мать, остальным же будет всё равно, в этом можно было быть почти уверенной. И опять начнётся то же самое.
Возвращаясь, она издалека заметила большую толпу вокруг своего привычного адреса по Вечнозелёной Алее. На удивление самого дома не было видно. Не помня как в считанные секунды оказалась там, возле неё, Лиза начала расталкивать всех локтями, в надежде добраться туда где можно было что-то выяснить, попутно слыша обрывки фраз долетавшие до её ушей.
- Бедняги. Не успели, наверное, даже проснуться..
- Говорят полиция нашла еще не все тела..
- Божья воля..
- Да это же Лиза Симпсон! - Видимо узнал кто-то её.
Толпа, до этого затиравшая маленькую девочку, начала расступаться, давая взглянуть на то, что некогда было её домом, а сейчас представляло одно сплошное пепелище с разбросанными по значительной территории обломками непонятно чего, бывшего ранее интерьером. Некоторые в ужасе отступали чуть ли не крестясь, словно увидев приведение.
Лиза никак не могла поверить в то, что видели её глаза. Казалось, это был один лишь сон, другая реальность, от которой можно отказаться, ущипнув себя, или еще как-то. Стоя так, пока кто-то не положил ей руку на плече.
- Да это ужасная трагедия. Хорошо хоть ты осталась жива, а нам теперь не прийдёться искать недостающие трупы. - Молвил, обращаясь не то к ней, не то разговаривая сам с собою, бессменный шеф полиции. На левом плече его рубашки остались какие-то крошки от пряника, видимо он и в такой ситуации не потерял присущего ему великолепного чувства аппетита, а Лиза смотрела на них, удивляясь, как это её могут волновать сейчас какие-то крошки. Её сейчас больше всего раздражала не его бестактность, а именно эти крошки.
- Да, раз уж ты выискалась, то не могла бы заодно проехаться с нами в участок, рассказать о том что произошло прошлой ночью. Нам нужно поставить тебе пару вопросов. Пока мы подозреваем взрыв бытового газа, но может это и не так.
Только чувствуя как дрожит нижняя губа. Лиза с равным успехом могла сейчас биться в истерике, крича на всю улицу, что это она виновата во всём, и что бы её забрали в тюрьму, или грохнуться в обморок, но только не отвечать на вопросы о том что происходило прошлой ночью.
К счастью подоспел Нэд Фландерс. Этот соседушка проявил куда больше жизненного такта и знания ситуации, сразу оградив её от слишком бесстыжих, назойливых расспросов; справедливо заметив, что она пребывает в состоянии шока и любые вопросы ей сейчас противопоказаны. Заявив, что берёт её под свою опеку, и будет заботиться как о собственной дочери, пока суд не постановит иначе. Зная о его репутации святоши, никто не возражал, все только на словах жалели "бедную девочку", находя при этом удовольствие в созерцании её страданий, удовлетворяя, таким образом, своё любопытство. От чего она в скорее была избавлена Нэдом, который, не теряя времени даром, увёл её в свой дом, выражая при этом покорность и смирение, достойную истого христианина.
С первых же минут пребывания в доме Фландерсов, Лиза оказалась окружена заботой, которой могла бы позавидовать иная царица. Видя, что она замёрзла и перепачкана, ей сразу же дали принять тёплую ванную, после чего помогли переодеться в хоть и не подходящую по размеру, но сухую одежду. Хозяин выделил ей комнату своей покойной жены, с которой до этого сдувал пылинки, никого даже близко не подпуская к своему фетишу, но единственную из которой не было видно развалин Симпсоновского дома. Все старались окружить её максимальной заботой и ни слова не упоминая о случившемся, так вроде ничего не произошло. Было впечатление, будто она приехала погостить у друзей, или дальних родственников. Во время её не многочисленных прогулок по дому, занавешивались все окна. Те же Род и Тод, вероятно по указке отца, приходили играть к ней в свои христианские игры, однако им не хватало деликатности, чтобы не делать при этом настолько таинственных мин, что тот же отец в скорее запретил им даже приближаться и заговаривать с ней.
Сама Лиза, если и отмечала это, то как что-то совершенно её не касающееся, живя все эти дни предельно апатично, почти не выходя из своей комнаты, и практически ничего не ев. Только один раз проявив настойчивость, узнав когда состояться похороны, и изъявив твёрдое желание присутствовать на них. Которое осуществилось, не смотря на намерения названого опекуна, оградить её.
Присутствовав на той церемонии, она никак не могла избавиться от ощущения, что это всё происходит не с ней, или не на самом деле, даже не понимая что здесь делает. В церкви было полно народу и ужасно душно. Их хоронили в закрытых гробах, над каждым из которых стояло по фотографии, было какое-то жуткое несоответствие между самой церемонией, тягостной атмосферой и этими улыбающимися лицами. Наконец, можно было наблюдать как четыре гроба, один за одним, погрузились в сырую землю, чтобы оставить там навсегда близких когда-то людей, с которыми плохо ли хорошо, была проведена вся жизнь.
На примере Фландерса, воспринимавшего всё менее трагично, можно было проследить реакцию религиозного человека на смерть. Он был уверен не только в существовании загробного мира, но и во всём видел божий промысел, следовательно и исходящую из этого бесконечную справедливость, та же как и милосердие. То несчастье, которое случилось с семьёй Симпсонов, рассматривал как неизбежное зло, бог решил забрать её греховных родственников, дав ей прожить праведную жизнь, себя же естественно считал тем кто должен наставить её на этот, путь истинный, в чем теперь видел своё чуть ли не первостепенное предназначение. Часто пытаясь заговаривать с ней, пытаясь привит похожие взгляды на случившееся. Но видя, что она почти игнорирует его, или реагирует раздражительно, уходил, каждый раз шепча себе - "еще не время.." Если бы Лиза была в состоянии, она могла бы его наверное спросить, если он допускает существование зла, то почему не признаёт его воли, ведь это вполне логично укладывалось в рамки случившегося, но эти не смелые душенки никогда не пойдут на такие выводы, потому что это бы означало признать "силы зла", как минимум равными богу.
А что же Лиза? Первое время, существование которое она вела, вполне можно было охарактеризовать как растительное. Слишком многие навалившиеся сразу потрясения перегрузили нервную систему, от которых та закрывшись ушла в ступор, оставив восприятие только на уровне базовых функций организма. И было даже хорошо находиться в таком состоянии. Казалось, если она только подумает о случившемся, у неё сразу же лопнет мозг. Но вместе с тем чувствуя, что долго так продолжаться не может, искра разума только притухли в ней, и не угасла полностью. Когда-нибудь она разгорится с новой силой, выстраивая факты с убийственной логикой, тогда не получиться нигде спрятаться или убежать. Пугаясь этого, она снова пыталась уйти в себя.
Как-то, в очередной раз, когда Нэд пытался уговорить её смириться с тем что случилось, у неё вдруг вырвалось - "не нужен мне твой бог!" - чем так шокировала благочестивого старичка, у которого кажется на всё был припасён ответ, что он даже не смог им воспользоваться, только шатаясь вышел из комнаты. Одна Лиза знала сколько в этом было её вины, и никто, не смел её обвинять или жалеть. Понимая, что не может больше сосуществовать с людьми, если даже получая от них одно добро, может платить только злом, но слишком не испорчена чтобы находить в этом удовольствие.
Какой же оставался выход? По её мнению, только один - смерть. Духовно она уже умерла, в тот день, когда увидела развороченные остатки своего дома. И её сознание, до селе трепыхавшееся на скользкой дорожке, вступило в неразрешимый конфликт с моральными принципами. Она никак не могла себе простить, что желала им смерти. И по иронии судьбы, так легко получив осуществление желания, в котором едва осмеливалась признаться, теперь сама не могла жить дальше. Нет, она не сошла с ума, хотя первое время подозревала для себя такое развитие событий, словно наяву воспринимая членов своей семьи, иногда даже, казалось, разговаривая с ними. Но какая-то часть её сознания продолжала осмысливать происходящее, не позволяя полностью погрузиться в мир своих фантазий. Кто-то сказал что на определённом уровне умственного развития, сумашествие не возможно, по крайней мере сейчас, она готова была с этим согласиться, не без сожаления относительно своего уровня.
Пока, она должна была признать, в ней было еще слишком много жажды жизни, тело и мозг, как будто по инерции надеялись на что-то еще. Не делись никуда и животные инстинкты. Каждый раз доходя до определённого уровня решимости они бунтовались, уверяя, что она еще не сделала того что могла, или должна. Хотя логика безжалостно развенчивала эти убеждения.
У неё уже не будет ничего, она не сумеет возродиться. Останется только жить по привычке и ждать пока отвращение к жизни не превысит отвращение к смерти. Но ничего хорошего в таком ожидании не предстоит, теперь для неё всё в этом мире потеряло свою цену. Она будет несчастлива сама и нести несчастье другим.
Кто знает, было ли это определено в момент зарождения мира, или еще как-то, может это чертовски логично и в нём дофига много смысла, а может и совсем ничего. Не зная теперь за что боролась, и было ли то её видение истиной, не понимая обо что разбилась, оказавшись раздавленной неумолимым порядком вещей, и по сути, без вины виноватой. Или осмелившись замыслиться над тем, что не дозволено человеку, она нарушила неписаный закон бытия?
Чувствуя, что думая об этом - впадёт в какой-нибудь мистицизм, она шла гулять. Здоровье её начало сильно сдавать и врачи запрещали даже выходить. Но кто или что, теперь могло её удержать? Так и сегодня, погода была особенно отвратительной, а она сама чувствовала себя так, словно тяжело переболела.
- Это действительно так, они все умерли из-за меня, моя ненависть их убила. Пусть говорят всё что угодно, но для меня это останется именно так. Ведь возможно, будь я там, то смогла бы предотвратить очередную глупую выходку Гомэра или Барта. А может и не смогла бы, но моё место было там, рядом с ними. А теперь остаётся только бродить в этой пустоте, ибо нет сейчас ничего чтобы заполнило её. - Думая о том, как современный человек, не смотря на всё своё техническое превосходство, слаб и ничтожен, перед всепоглощающими законами распределения, Лиза не заметила как стала переходить проезжую часть. Мокрый снег лепил так, что было больно поднимать лицо, и взгляд почти неотрывно был прикован к кончикам своих ботинок. Внезапно где-то с боку показался свет, он почти мистически приближался неумолимо и бесшумно. Казалось, это были всего два пятна, и радужный ореол неправильной формы, обрамлявший их как единый источник. Что это - загадка, она еще не успела понять. Только промелькнула мысль - неужели это то избавление о котором она просила..?
